Давно привык

Написал автор толстую книгу.
Было много в ней грамотных слов,
Были логики горные пики,
Аргументов таинственный ров
И сюжет – драмы смесь с детективом,
С философским трактатом и с пивом
И от оперы тоже чуть-чуть.
Чтоб читатель не смог с ней не уснуть,
Наблюдая за неторопливым,
Заторможенным действием, суть
Всех ста глав находилась в концовке.

Он трудился и денно и нощно.
Уставала печатать рука
И тогда он цитировал точно
Кнопкой мыши былые века.
Цель работы – объемы и сроки
И как...

Лёгкая поступь шагов уходящих...
Хочется вслед за тобой побежать.
Нет тебя в будущем, нет в настоящем,
Прошлое тоже мне не удержать.
Сумрак укутал уставшие плечи,
Вдруг, стало пусто в озябшей душе.
Что мне осталось? - Прошедшие встречи...
Воспоминанья не греют уже.
И невозможно вернуться в былое
Даже, чтоб угли поворошить.
Снова один, а ведь было нас двое...
Я без тебя не привык ещё жить.

Вновь привыкать к характеру
Голосу и запаху?
К родинкам и шрамикам
Прыщикам волосикам?
К бугоркам и ямочкам
К бантикам и лямочкам?
Это безобразие
Разнообразие

Стихи одно, а жизнь другая,
Нас разбросает по местам,
Как параллельных два созданья,
Я здесь, а ты же, где-то там...

Там Солнце светит не сгорая,
Улыбки, счастье и тепло,
Друг друга, так не замечая,
Мы параллельно... далеко..

Одной дорогой вдоль идём,
На перекрестках сна встречаясь,
Со страстью ветра и с огнём,
Мы вместе там, но лишь скрываясь...

Как это грустно и печально,
Всю жизнь свою, вот так идти,
Не привыкая изначально,
Мы нажимаем....ВНЕ СЕТИ.

Мечты, душевные порывы,
Прекрасных слов пьянящий звук
Всё в рифме строк моих пытливых,
И крыльев музы робкий стук.

А мыслей, хоровод беспечный,
В игривой пляске не унять,
И в этой сутолоке вечной
Мне суть их верно не понять.

То мысли льются вереницей,
То спят на кончике пера,
А то кружат пугливой птицей
В ночи до самого утра.

Ловить капризное мгновенье
Я не намерен, не привык
Само приходит вдохновенье,
Как в келью праведный старик.

Белая комната из белого сна,
Белый котенок свернулся клубком,
Белая роза уже оцвела,
Белая ночь за белым окном.

Белые пешки снова в игре,
Бросил в атаку их белый король,
Критика Белого* на белом столе,
Села на платье белая моль.

Лунный лик белый, боясь утонуть,
Плавает медленно в белом вине,
Так хорошо, но мешает заснуть
Белый свет лампы в соседнем окне.

К белому цвету ты не привык,
Там, в темноте, вспоминай обо мне,
И эту комнату, и этот миг,
И белый стих мой на белой стене...

Ты просил не писать о нахлынувшей страсти опять.
О постели измятой, о том, что там осень творила.
Я с тобой согласилась, мой ангел, не стала писать,
Но она разозлилась на нас. И уже испарилась.
Я звала ее снова, я вспомнила снова стихи.
И просила вернуться к огню, я ее понимаю.
Разве чувства экстаз заключить нам в понятье «грехи».
И рассерженный Велес, с усмешкою нас покидает.

Мы теперь для святош образцовая пара, мой друг,
И распахнуты двери в их ханжество, только печально...

Почему-то вдруг стало
особенно грустно
от того, что уже
облетели вишни,
от того, что мое
земное чувство
оказалось кому-то
напрасным и лишним.

Привыкают к утратам,
потери любимых,
расточительность встречь
не пугает, не давит,-
так от щедрости весен,
легко ранимых,
бережливая осень
что-то оставит.

На тебя бесполезно
искать похожих,
та похожесть свои
печатает штампы.
Для меня ты, как свет,
мой чужой и хороший,
к Утру тоненький свет
угасающей лампы.

Жить, учиться и узнать,
Что нужно к смерти привыкать.
Любить, страдать, родить,
Чтоб этот круг могли другие повторить.

Я рисую любовь акварелью души,
И нежнейшие краски с палитры, в узор,
Превращают слова в волшебства витражи,
Но печален и грустен любви моей взор.
Кто любил, кто страдал в этой жизни, хоть раз,
Тот поймёт, память часто хранит и печаль.
Но, особенно больно, обидно за нас,
Не успевших сорвать страсти нежной вуаль,
Не сумевших решиться нырнуть с головой,
В тихий омут слияния ласковых тел,
Не смогли преступить грех невинный с тобой,
Ты хотела, конечно! Как жаль, я не смел...

Рисовать...