Дарована вечная жизнь

Два года невменяем мир,
Число к столетьям - бренность
Приобрело к событью Пир
Вино лишь в малость ценность

Но вот количеству минут
Вода годится к счёту
Прости, но долго так не ждут посадки самолёта.

Нет слёз над пролитым вином
Лишь горечь в третьем тосте
И в качестве уже ином
Твоя жена как гостья

И не осилит Бог собрать
Нас всех на белом свете
Хотябы раз, чтоб не солгать
В глаза на бромпортрете.

Деревья.Зелень.Солнце.Луг.
Цветов широкий яркий круг.
А в центре-камень пребольшой.
Поросший кое-где травой.

Он все стоял...Смотрел в него.
Ему не нужно ничего.
Проклял друзей Он и подруг,
Плита Ему навеки друг!

Он подошел.И рядом встал.
И тихо-тихо зарыдал...
И каждый год
Он вновь придет!
Цветы на камень принесет.
Пока однажды не помрет...

Присел он робко на могиле,
Он так силен,а здесь-бессилен!
Она погибла!Ей не встать!
Ему Ее не целовать!

Как подло,как несправедливо...

Гранатов зерна на облачном снегу

Любви растаявшей неясные следы

Потерянные ветром на бешеном бегу

Как образ моей призрачной мечты

Я у тебя опять спрошу сегодня,
Что есть любовь и как её познать?
Это проклятье? Милость ли Господня?!
И почему её не хочется терять???

Где её свет? И как любовь приходит?
И как понять - кто любит, а кто нет?!
И как живётся тем, кто просто не находит
На все эти вопросы единственный ответ???

А ты любил когда-нибудь? И сколько?...
Тебя любили?... Есть ли смысл в ней?!
А правда, что в любви бывает очень горько?
И почему нельзя любить, но без потерь???

Ну, а меня?... Меня хотя бы...

Сейчас я здраво понимаю:
На свете нет друзей теперь!
Я в одиночестве страдаю,
Стучусь в захлопнутую дверь...

Одни друзья меня предали,
Другие просто позабыли...
Сейчас со скорбью вспоминаю
Те дни, когда мы все дружили...

Был друг еще один старинный,
Но он нашел друзей иных,
Считал всегда себя невинным,
Лишь обвинял во всем других...

Во всем, в чем оба виноваты,
Была виновной только я...
Лишь обвиненья и упреки...
Разве так делают друзья?

Скажу я: сколько себя помню...

На стекле мороз рисует ветви сосен, ёлок, елей
Все взлохмачены и взъюжены чуть-чуть.
Ни один художник так не сможет
Передать всю прелесть, даже жуть,
Красоты рисунков тех оконных.
Ты мороз—художник хоть куда.
Толсты лапы елей или ёлок
Приморозил ты к окну их—не беда.
Если солнышко чуть-чуть пригреет
И исчезнут кружева тогда.
Это солнце балуют с морозом
Растопить грозиться навсегда
Лапы сосен, ёлок или елей.
Но морозу это не беда.
Подождёт до ночи, тогда снова
На зло солнцу...

Ушёл твой парень на рассвете
Ушёл служить в далёкие края
С надеждой ждать ты будешь встречи
Ведь любовь твоя сильна

Вчера ищё его ты обнимала
Шептала ласково люблю
И в губы нежно целовала
Ты обещяла быть верна ему

Солдату письма ты писала
Что любишь сильно,ждёшь домой
Ответ ты редко получала
Но раз писал, то он живой

Письмо ты каждое хранила
Вашу любовь ты берегла
С другим на встречи не ходила
Лишь одного его ждала

Настал тот день и он вернулся
С цветами...

Оккам, скажи, какою бритвой
Нам срезать жёсткую щетину
Словес ненужных перед битвой
За Мысль? Дали, какой картиной
Нам любоваться в светлом зале,
Пейзажем или натюрмортом?
Гурман, скажи… то, что в бокале
Заесть салями или тортом?

Готье , во что закутать тело:
В шелка или сидеть в котоне?
В какой Москве открыть нам дело –
В российской или на Гудзоне?
За что любить нам милых дам:
За бюст, за ножки или …губы?
Какой себе нам выбрать храм?
Что слушать – клавесин иль трубы...

Ты глубину моей любви

Решил изменою проверить.

Так что ты хочешь от души

От сердца, что тебе не верит.

Ты думал я могу любить

Лишь одного тебя на свете,

А ты так просто раздавить

И выбросить любовь на ветер.

Все удивлялись, как могла

Так долго я гореть любя.

Оберегать тебя повсюду

И не давать в обиду люду.

Но ты меня низверг жестоко

Вонзил ты в спину нож глубоко

О дайте ж, боги, силы мне

Противостоять моей судьбе.

Ей нравился Бетховен, мне Шопен,
но мы сошлись на Моцарте,
она оставила шарм легкости,
я романтический прилив весны
и солнечные струны.

Ее волосы пахли кедром,
руки жасмином.

Голодной пчелой я собирал пыльцу поцелуев
с ее губ.

Ее молочная обнаженная кожа ловила
шелковый ветер,
иной ли достоин был,
иной ли был к ней хорош.

И небо
проливало самый теплый дождь
к ее ногам.

Мне нравилось любить, ей быть любимой,
но мы сошлись, устам
придав взаимность меда
из улиев Эдема.