Cолнечный бал

Париж. Площадь Согласия. Утро шестнадцатого октября
тысяча семьсот девяносто третьего года. Гигантская толпа
в ожидании дармового корма для развлечений (Мария любила забавы) –
по нервному полотну мостовой бежит инквизиторская телега Сансона; взгляд
королевы сосредоточен, спокоен и неподвижен; бледное лицо с красными кругами
под глазами, плотно сжатые губы – дерзость, высокомерие, пренебрежение – она знает –
всего лишь сиюминутная боль.
Площадь, одетая в могильную тишину, палач с...

Лишь безумец может так веровать,
Озаряя, черпать пустоту,
В отражении искать притяжение,
А в безличии найти красоту.

Озабоченный тянешся тропами
вновь по кругу и в гору опять.
Год, второй... так не много ли
В счастье мнимое верить и ждать?

Чем свою гордыню ты балуешь?
Что низвел ты себя до нуля,
Обносившись бесценное даруешь
Жизнь без горестей вместе суля,

Вот и стал ты рабом у безволия,
Утешаясь не сбыточным сном,
Твои чувства - болезнь и не более,
Твои мысли давно о пустом...

Он был добрый охотник: сливаясь с конем
Мог неделю идти по следам.
И готов был сражаться и ночью и днем
Ради чести, и славы, и дам.

Он сгорал, все вокруг опаляя огнем,
Словно солнце в полуденный зной.
И сто тысяч баллад сочинили о нем,
А о братце его ни одной.

Пусть он шкуру с народа содрал не одну,
Пусть кругом разоренье и боль,
Пусть ушел на войну, обезглавив страну,
Но прославлен, как добрый король.

А братишка его, принц по имени Джон,
Остальным королям не в пример,
Чтил...

Небо грозной тучей угрожало,
Ветер рвал листву и клубы пыли
Подымал. Но было небу мало -
Молнии метало в полной силе.

Время для расплаты наступило,
Пролились стеною ливня струи.
Как огромный, плачущий верзила
Застилал собой весь свет. Лишь туи

Не согнулись от напора ветра,
Не дрожали от раската грома,
Мужественно, как большие кедры
Всё сносили, словно с ними ровня.

Но не долго бушевало небо.
Скоро всё утихло и в лазури
Засмущалось, что вот так нелепо
Злилось на всех нас, что...

На лошади вечерней, рассевшись кое-как,
Кто сел в купе, ну, а кому плацкарты.
В углу затих хохол, запрятав сало в свой кулак,
За стеночкой лохов разводят в карты.

Плетётся тихо лошадь, копытами стуча.
И проводник звенит в подсобке тарой.
В купе соседнем на столе бутылка и свеча,
И кто-то нежно балует с гитарой.

За стенкой тихий стон - видать, нехорошо,
А может, хорошо, и даже очень!
И если ещё часик он продолжится ещё,
То пол вагона тоже так захочет!

За окнами раскинулась...

Морозец набирает обороты,
Сковало водное стекло.
Февральской стужи скоро роды,
Болтания время истекло.

Когда, то оттепель,то иней,
А может так,а может...или...
Терзая хитростью своей.
Теперь,совсем уже видней,
Зимовья распростертых линий.

Раскинув скатерть по земле,
Укрыв под шубой жизни семя.
Провозгласили бал зиме,
Остановив движение время.

И смельчаки приносят в дань,
Свой дивный торс зиме покажут.
Всю прелесть зимнюю расскажут,
Ныряя с верой в иордань...

Как жаль: уходит Старый год,

Сгорбившись, сутулясь

В страну, где он уже не ждет

Чтоб старику по-детски улыбнулись.



И лишь мечтая все забыть,

Мы оставляем худшее в котомке

На плечи старика взвалив

Ошибок, горестей обломки…



Но это наша жизнь ушла!

Такой которой и не будет

Сожжённых дней лежит зала

Икрою осетровой в блюде.



А мне печально каждый раз,

Ведь счет идет на вычитанье,

Вот этих вот померкших глаз,

Глядящих, словно в назиданье...

мама мне рюкзак купила,
и в мой шкавчик положила
после сада вечерком
я игрался с рюкзаком

в свой рюкзак сложу тетради,
ластик, книжки и пенал
а потом достану снова
вот урок уже настал

свою ручку я достану
запишу число в тетради
и писать я не устану
потому что здесь не садик!

сложный здесь урок идёт
задачу папа задаёт
задачу я решу опять
папа очень будет рад


и учился я писать
и учился прибавлять
я готовился, старался,
я совсем не баловался
в шоле я теперь учусь...

Окостенели, баловались, парафиновые куклы,
на полках, слова колки, рассыпчаты, а вы? ча-
титесь, или таитесь, паралогики мастера, плав-
ных дел, силы, да, были красивы, вышли погу-
лять, ять (твёрдость) потеряли, мягкость, при-
обрели, хрупкость, в рупор кричим, себя кру-
шим, тишь кругом, утратили волны, пусты ста-
ли, полны, гороховые короли, без понятные
нули малоприятные, на ощупь, строители ла-
биринтов, сами и заблудились, принтов масте-
ра и шальных спринтов, копееисты, метали...

Ни слов, ни ролей, образы утеряны, декораций
не было, режиссёра убили и его съели крысы,
балетмейстеру, сожгли лицо и глаза кислотой,
так, что он не успел сказать даже ой, опыт про-
пал без вести, труппа распалась как труп, только
один директор тут, кричал в рупор, не хотел в
это поверить, кого он будет, лошить и во что
теперь будет верить, кто напишет великие пье-
сы, для умершего тела, и кому стюардессы бу-
дут разносить виски, во время перелёта из мос-
квы в нью-йорк...