Чужой

По своим, по собственным следам,
Лишь назад возможно возвращение.
Их придётся за спиною нам,
Оставлять, вперёд начав движение.

А чужой след, к цели нас не нашей,
Уведёт, утоптанной тропой.
И в пути устав, поймём однажды:
Кем-то стать смогли, но не собой.

Путь чужой, на время только может,
С нашим здесь, маршрутом совпадать.
Даже если цель была похожей,
Ни к чему, в чужой след наступать.

Жизнь — не поле минное, шаг ложный,
Не всегда подарит боль и взрыв.
В ней ошибки опыт...

Ты прости меня, любимая, за всё,
Я любил тебя, а может, и люблю,
Причинил тебе я многого всего,
Ты прости меня, прости мою вину.

Сохранил я в сердце образ дорогой,
Красоту твою я вижу, как теперь.
Жаль, конечно, что расстались мы с тобой,
Только в прошлое давно закрыта дверь.

Припев.
Не было печали, так черти накачали,
Не было разлуки и чужой любви,
Мы с тобой любили, а теперь расстались,
Словно в дальнем море корабли.

Вспоминаю часто я твою любовь,
Дом, заботу, ласку и слова...

Была ноша нелегка,
А дорога далека.
А он слаб и телом мал,
И не выдержал — упал.

Не желая жить толпой,
Людям в ней он был чужой.
По нему она прошла,
По делам спеша — без зла.

Выжил он, но весь изломан,
Всем чужой, везде не дома.
Внутри весь сожжённый болью,
С виду — сытый и довольный.

Улыбается и шутит,
А на дне глаз — льдинки грусти.
До дна выпив боли чашу,
Не сломался — окреп даже.

И сквозь жизнь, чужой всем в ней,
Идёт с шуткой средь людей.
А в душе кричит тоска...

Край опавшей листвы,
Край засохшей травы.
Она колется — в нём,
Не пройдёшь босиком.

Край бетонных домов,
Не родных душе слов.
Я чужой здесь, но в нём,
Дан для жизни мне дом.

Край зажатый меж гор,
Здесь другой разговор.
Чужой строй, мир и быт,
А в родном — я забыт.

Край, где жизни закат,
Встретив, ей был не рад.
Где средь моря людей,
Не нашёл я друзей.

Край опавшей листвы,
Чист, красив — но увы:
Человек я степной,
И ему я — чужой....
Марковцев Ю.

А в моих зеркалах — чужой,
И болит голова — очень.
А из зеркала взгляд — не мой,
Мраком полон чужой — ночи.

Под глазами мешки — почки,
Волос ломкий, седой — старость.
Зрачков чёрные две — точки,
От всего на их дне — усталость.

А во мне стучит боль — пульсом,
На виске в синеве — жилки.
Жизни путь ложным был — курсом,
И душа в теле как — в ссылке.

Не ищу больше новых — знаний,
Не всегда от них людям — радость.
Мёрзну в мире бетонных — зданий,
В сердце грусть, на душе...

А на кой мне, а на кой,
Ваша демократия.
Если твёрдою рукой,
В ней придавлен властью я.

А на кой мне, а на кой,
Истине служение.
Если этот правый бой,
В край чужой вторжение.

А на кой мне, а на кой,
Ваша толерантность.
Если с ней закон чужой,
Принят был за данность.

А на кой мне, а на кой,
Ваши поучения.
У меня, путь в жизни свой,
Ум и точка зрения.

А на кой мне, а на кой,
Эта жизнь вся сдалась?!
В ней всем лишний и чужой,
А в душе усталость...
Марковцев Ю.

Я вам чужой — и здесь, и там,
Я вам чужой — в сейчас, и в будущем, и в прошлом.
В нас смыслы разные — и слову, и делам,
В нас цели разные — в плохом, нейтральном и хорошем.

Судьба моя — ухмылка Мироздания,
Гримаса — мимолётная в веках.
И нет во мне — печати таинств Знания,
И дна двойного — в мыслях и словах.

Я истолкован — частью большею неверно,
В Земной реалии — живого мир предвзят.
В нём несвободны — от их рамок плена,
Умы и души, знания и взгляд.

Друга друга мы — не лучше и...

Лист сухой летит, вниз сухой летит, вниз сухой летит,
Осень.
Сердце заболит, сердце заболит, сердце заболит,
Очень.

Жизни стал мотив, дней моих мотив, дней моих мотив,
Грустным.
Горьким дверь открыв, в душу дверь открыв, в душу дверь открыв,
Чувствам.

Небо журавлей, песней журавлей, песней журавлей,
Звало.
Ткань судьбы моей, ткань судьбы моей, ткань судьбы моей,
Рвало.

Стал усталый взгляд, взгляд усталый мой, взгляд усталый мой,
Блеклым.
В мире я чужой, средь людей чужой...

Богородице.

Божья матерь, пресвятая Дева! Что же ты две тысячи лет делала,
С неба, взирая на скорби людские, нас утешала и с нами скорбела?
Или внимала, как души мирские тянут занудливо: – Ave Maria?
Каются в смертных грехах, чуть дыша, зная, что вскоре опять согрешат.
Было ли время, когда ты смеялась, сыну тепло и светло улыбалась?
Вечный твой образ печалью прекрасен не потому ли, что подвиг напрасен?
Не потому ли, что с Роком не споря, матери сохнут и чахнут от горя,
На крест, ссылая...

У Моава на форпосте,
Где окончился предел
Аморреевых погостов,
Царь Моава с миной постной
Опечаленный сидел.

Видел Валак, сын Сепфоров,
Что Израиль причинил
Аморреям, как свой норов
Проявил без разговоров
И расправу учинил.

Думали Моавитяне,
Устрашившись тех сынов
Израиля: "Египтяне
Обрекли нас на закланье,
Не создали блокпостов,

Точно Берия бандитов
Выпустили с лагерей
Диссидентов, бишь, семитов.
Их поди теперь, лови ты
И тупой стамеской брей.

Но...