Чужой костёр

Ириски – в гранитных розетках,
верёвка, расщель, молоток,
шуршание щебня и ветра
привычный привольный глоток.

На спуске. Легко. Без потери.
Не тянет тяжёлый рюкзак.
Глядят любопытные звери,
и птицы считают твой шаг.

В краях, где людей не бывает,
в диковинку им человек,
а что, человек убивает,
не знают за краткий свой век.

Поэтому села синица
на дранный палёный бушлат,
по пуговке бьёт, веселится,
и вот уж – синичник ребят.

Лисица следит с интересом,
и запах тушёнки влечёт...

В горнило скорбных революций
затягивал водоворот.
Так буря зреет. Садик куцый
садовник не убережёт.

Не спрашивает буря права,
ломает на своём пути
валежник высохший безглавый,
сирень, набухшую цвести.

Тосклив, печален путь провидца,
валун и тот счастливей, спит,
не удержать, не объясниться,
сошёл с ума собрат пиит.

Так выпустишь костёр и зреешь,
дымится алым шлейфом лес,
и ни об чём уж не жалеешь,
а дым простёрся до небес.

Зола чернеет, бьётся пепел,
жужжит палёная пчела...

В далёких Ногайских степях
ветра развевают твой прах,
буруны шныряют в костях
в далёких Ногайских степях.

Когда-то здесь шёл караван,
погонщиком был Палладин,
отец его ибн Сулейман –
- слепой в Марканде муэдзин.

А мать его – Вия Зухра,
давно от чумы умерла,
забыл их уже Палладин,
родными отверженный сын.

Взамен ему плётка была,
пристроена к лучке седла,
да острый булатный кинжал,
что в ножнах спокойно лежал.

И если входили в кишлак
улыбку дарил Палладин
всем людям, и...

Горит костёр. Вино в стаканах.
Усталый табор. Ночь. Покой.
Душа влюблённого цыгана.
Звенит гитарною струной.

Смотри, луна ковыль ласкает.
Он изгибается волной.
А берег воду обнимает.
Огонь целуется с золой.

Люби меня. Жизнь быстротечна.
Сегодня звёзды. Завтра дождь.
В степи, под небом бесконечным
Меня ты страстью растревожь.

Открыто сердце у цыгана.
В нём пляшут искры от костра.
Люблю сегодня без обмана.
А завтра то, что даст заря.

***
Алеко спит, как будто мирно.
Как...

1
«Вот дядя — Чёртово отродье!
И, всё ж, разврат — его сгубил,
во пьянку вляпавши колодье,
здоровья пыл — вконец добил!
Но сильно как, в нём, святотатство,
«срубить» чтоб, под шумок, богатство,
а на делёж — халявы рой,
головняком мне — в геморрой,
ведь стать сиделкой должен буду,
коль мнение родичей — Закон,
а я, как лох, ну..., дурагон,
но «косяка» - не забуду...
И если «крякнет», в кутерьме,
оставлю всех козлов, в дерьме!»
2
Так зло металось в теле Беса,
кто мчался — словно...

1)На тройке белоснежных лошадей
Ты прокати меня,мой милый.
Ведь от мороза лишь любовь сильней,
А на ресницах серебристый иней.
Припев:
Ой бубенчики,мои бубенчики
Всё звенят,звенят,звенят.
Ну а песни,слова заветные
Всё летят,летят,летят.

2)Пушистый белый снег летит
И тает на ладонях тёплых он.
А тройка белоснежная спешит
И раздаётся мелодичный звон.

3)Румянец заиграет на щеках,
Как яблоки,что на снегу лежат,
Ты здесь со мной,а не в моих мечтах.
И бубенцы на лошадях звенят...

Смотри, как он красив. Сияет!
Таким огранка ни к чему.
И так, не пыжась, затмевает!
И так, теснит к бордюрам тьму.

Он лёгок в сложности. Беспечен…
Собой гордится, но не зол,
А в жизни он не безупречен
И очень любит слабый пол.

Ему дорога – в бездорожье!
А если время умирать –
Костёр из искр летящих, божьих
И без молитвы – благодать.

Сухой листок уносит ветром.
Куда, куда он упадёт?!
Быть может станет он лишь пеплом,
Когда костёр пересечёт.

А может в сквере на тропинку
Его уронит ветерок.
И зашуршит он под ботинком.
Погаснет будто огонёк.

А может быть в свою ладошку
Его поймаю на лету
И, полюбуясь им немножко,
В том радость сердцу я найду.

Летит листок по воле ветра.
Не знает он, где упадёт.
Душа полна слезою светлой.
Ну, а меня… куда несёт?!

А я гуляю, в шляпе, по бульвару.
А солнце жарит, как костёр в аду.
И мысль меня, в поту, обуревает.
Быть может, я совсем с ней не в ладу.

А мысль такая: «Может, правда, люди,
Мы сотворили вместо чуда бред?
Жизнь нам дала всё нужное на блюде,
А мы платить на стали за обед.

Нам показалось – мало лука, соли.
И подсластить сильнее нужно всё.
И ходим все теперь с зубною болью.
В душе одно перчёное старьё.

Улыбок нет почти на наших лицах,
Кривой усмешкой только, второпях,
Одарим...

Осенний ветер листья закружил
И мне в лицо потом швырнул нахально.
Он мне сердито что-то говорил,
А я стоял забитый и печальный.
Моя любовь стояла супротив,
Поджавши губы, с новым ухажёром.
В моей душе горел костёр любви,
А в голове сумбур с наивным вздором.
Повсюду зло и каждый должен сам
И за добро, и за любовь сражаться.
В разлуке долгой милая моя
Решила вдруг, что нам пора прощаться.
Её спросил, что сделал я не так,
За пару дней усохло страсти семя.
И безразлично...