Чище

Волк не охотится у логова,
Чтобы вниманья не привлечь.
С ним не возможен мирный договор,
И лучше с ним избегнуть встреч.

Жесток – в борьбе за выживание,
Родного брата порвёт он.
И не разбудит сострадания,
В нём жертв его предсмертный стон.

Но даже в волчей, дикой стае,
Есть кодекс свой и свой устав.
Волчиц незрелых волк не станет,
Брать силой, под себя подмяв.

И мать своих волчат не будет,
В ответ со злостью он кусать.
В бою закрыв её он грудью,
Готов жизнь за неё отдать...

Когда бы каждый, зная цену жизни,
Ценил ее ни телом, но душой.
И перепрыгнуть не пытался выше
Той планки, что граничит с головой...

И жил ни разумом, а сердцем непорочным,
Руками ближнего бы жар ни загребал...
Тогда бы, может быть... Да нет! Скорее ТОЧНО!
Перевернувшись, МИР, на много чище стал.

Мерцает свет
В ночном окне
Звезда
А я на улице один
И на окно твое гляжу,
Лишь там
В том окне, наверно ты
Не спишь
И смотришь, смотришь
В темноту
Молчишь
Молчим в полночной темноте
Вдвоем
И вроде, вместе мы летим
Плывем

Светает, светает
И ноченька тает
В пространстве ночном
И воздух стал чище
И что-то витает
О, Боже!
Что-то творится
Со мной

Родина суровая и милая,
Помнит все жестокие бои.
Вырастают рощи над могилами,
Славят жизнь по рощам соловьи.
Дней военных грозные мелодии,
Радость или горькая нужда,
Все проходит, остается Родина,
Та, что не изменит никогда.
С ней живут любя, страдая, радуясь,
Падая и поднимаясь ввысь,
Над грозою торжествует радуга,
А над смертью торжествует жизнь!
Мы прошли столетия с Россиею,
От сохи до звездного крыла.
А взгляни, все так же небо синее,
И над Волгой так же даль светла.
И еще...

Я встречал на пути цветы Знания,
Если мог дотянутся — срывал.
Они разные и я страдания,
Уколовшись шипами, познал.

Я встречал на пути цветы Радости,
Аромат их веселье дарил.
Наслаждение в нём было сладости,
Помогал он мне тем что бодрил.

Я встречал на пути цветы Храбрости,
Аромат их дурманил меня.
Безрассудно я шёл сквозь опасности,
Не боясь ни воды, ни огня.

Я встречал на пути цветы Мудрости,
Но пока ни один не сорвал.
Помешал мне забор моей Глупости,
Но его почти весь я...

Я нарву цветов букетик полевых,
А меж них вложу полыни стебелёк.
Чтобы запахом своим в краях чужих,
Он напомнил мне родимый уголок.

На обочине дороги полевой,
Там полынь росла с ромашкой вперемешку.
Вечерами по дороге той домой,
Шёл тихонько я — тогда не знал я спешку.

Жил размеренно, не ведал суеты,
И зарёю любовался по утрам.
И от нежной, чисто-алой красоты,
Становился, чище и добрее сам.

Верил искренне, что счастье есть для всех,
Что мы новый мир построим, без рабов.
Что у...

Что же сердце ты печалишься,
От тоски чего кричишь.
Добром мир наш не исправишь ты,
Лишь беду в нём обозлишь.

Не кричи тоска, не надо,
Меня воплями глушить.
С миром разная в нас правда,
Мне с моей, в нём трудно жить.

Мир не злой — он безразличный,
На меня ему плевать.
Проявившись в нём как личность,
Серых стал в нём раздражать.

Много их, они дружнее,
Сбившись в стаю, бьют толпой.
Тех кто сердцем их добрее,
Тех, кто чище их душой.

Не печалься сердце, хватит,
Тоска воплем...

Без действия желания,
Лишь силы отнимают.
Без веры заклинания,
Лишь звуком слов бывают.

Оставшись только мыслью,
Благие намерения.
Не сделают мир чище,
И не спасут от тления.

Желаний жар нас страстных,
Сжечь может изнутри.
Лишь утолив их, счастье,
Сумеем мы найти.

Но иногда желание,
Сбываясь, не то даст.
И разочарование,
В душе тогда у нас.

Лишь взвесив все желания,
На совести весах.
Избегнув порицания,
Найдём успех в делах.
Марковцев Ю.

Свет шествовал по сердцу, как по полю.
Свет вдавливал мне в грудь свой легкий шаг
И оставлял свеченьем тайной боли
В лесах души едва заметный знак.

Он шел и шел сквозь царство плотной ночи
И сам свой путь прокладывал внутри.
Вот отчего так долго кровоточит
Последний свет исчезнувшей зари.


* * *
Иносказанье бытия –
Иных миров мерцанье.
Мои деревья –это я,
Но лишь в иносказаньи.

И смысл отыщет только тот,
Кто, глядя сквозь обличья,
Иносказания поймет
И вновь ответит притчей...

Что может быть важнее печали и чище слёз,
бессмертнее смерти и ненадёжней дыханья в груди –
горсточка горечи на язычке кисти, скользнувшей
падающей звездой в недописанную картину
по живому сердцу.
Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь –
кружится часовой механизм, проверяя на прочность
вестибулярный узел. Кто умирающему мгновению
подарит вторую жизнь, подарит бессмертие,
как не тот неистовый нищий, расточительный на порок,
но жадный до невинного взгляда безумца.

В...