Четыри

Ту дать, ор нот ту дать? Вот это квесчен,
Стерпев судьбы удары и щелчки,
Упасть на ложе,подготовив лоно.
И что там Гамлет? Умереть, уснуть...
"Один чудак, за нас переживает"
Когда покров земного чувства снят,
Вот обьясненье.
Вот что удлинняет,
Несчастьям нашим жизнь на много лет.
Ну и так далее, по тексту, право слово,
Билл устарел, четыре века прочь,
Уже тому.
Ну а она поднявшись
Пошла на кухню, что-то колдовать.
"Даббл, даббл, тойл анд траббл..."
Ах! То из Макбет ведьма...

Жил-был султан в одной стране восточной,
Любви огонь его испепелял,
Орнаментом рубинов нежным, сочным
Его дворец приезжих ослеплял.

Гарем был под горой в таком же стиле,
Смысл бытия султану предрешил
И каждый день слуга четыре мили
За новою наложницей спешил.

Там были все цвета и жизни краски,
Он их любил, внимал и обонял,
И ради незабвенной женской ласки
Порой войну с Россией отменял.

Слуга скоропостижно умер в тридцать,
Султан дожил до патриарших лет,
Всё потому – охотник...

Авторитетные авторитеты,
Вы из желания помочь?
Плевать на всякие запреты,
А сил то хватит, хватит смочь?

Вы жизнь бы отдали за друга?
Или базар, важнее слов?
Наверное, немая мука,
За деньги не ломать бы дров.

Авторитеты, там же гордость,
Как говорили: «Симбиоз".
Тупая, ради славы, жёсткость,
В кололи сам себе наркоз.

А дважды два, всегда четыре,
Кто вниз упал, кто вверх взлетел,
Заплыли в коньяке и жире,
И поперёк сказать не смей...

Тут без раздумий...

Мусора с бомжа Егора,
Делали в законе вора,
Ловко клеили и шили,
Не ментовка, индпошив,
Протоколов настрочили,
Подпись бомжа получили,
Быстро в суд препроводили,
Есть вор, есть дело, есть мотив.

Бомж играл авторитета,
Что всегда и всюду вхож,
Сыпал фенею при этом,
Менты ахали: – Похож!
Надо ж штуку отмочили,
Аж судья оторопел,
Что бомжа в вора превратили,
Он понятья не имел.

Билась у судьи мыслишка,
Срок побольше дам, убьют..
Особняк, жена, детишки,
На...

Снова вечер, шум машин.
Вот и день прошёл опять.
За окном шуршанье шин,
Скоро ночь и надо спать.

Жизнь как стих в четыре строчки:
Детство , юность , зрелость , смерть.
Между ними ставлю точки,
Пустота ещё в ней есть.

Мне из зеркала небритый ,
Человек в глаза глядит.
Грустный он ,а не сердитый.
Ведь душа его болит.

Что ж , лицо его побрею,
Мне такие не нужны.
Но его не пожалею,
Хоть и нет за ним вины.

Нет вины что он родился,
В той стране которой нет.
Что с мечтой своей...

Над мертвенно-белым полем, воронья надрывный траур,
Учит мать стеречь добычу замерзающих волчат,
« Это кто же, в час рассветный, небольшим обозом правит,
Чьи останки под рогожей кони хмурые влачат?!»

« Саша, милый! Уж не ты ли, охладев к земным печалям,
Руки бледные раскинул на соломе ледяной?!
Этот выезд – путь финальный, до реки четыре мили,
Той, что скроет лоб высокий под студёною водой!»

Помнишь, как с бароном Толем, пробиваясь сквозь торосы,
Славу Родины умножил картой...

Пленники любви, творцы иллюзий,
Грешники, живущие в раю.
Словно тени – остальные люди.
Я люблю, и значит я парю.
Над простором, листьями увитым,
И листами со стихами сжатом,
Пленники трагедий и открытий,
Мы любимы, значит, мы крылаты.

Знаю состояние полета,
Торжество над серостью угрюмой,
Помню: нам за дерзость воздается,
Только ты летай, люби, не думай.
Пусть они на нас с земли взирают,
С раздраженьем, яростью, усмешкой,
Ведь они, мой ангел, не узнают.
Отойдут от пропасти...

Моя печаль не выразима, на век я друга потерял.
Тоска моя о нём, неодолима, его всю жизнь я знал.
Короткий срок отмерила судьба,
Отнявши жизнь, в двадцать четыре года.
На век, у той обочины стоять,
Горящий БТР, так смерть была жестока.
Юрок Малютин, друг, прощай, тебя во век я не забуду.
Не выразима боль моя, я потерял такого друга.
Где были мы с тобой, одним нам только знать.
Земля горела под ногами, кровавый Кандагар.
Ты для меня, всегда живой, не верю я, и не хочу понять.
Друзей...

Танцы.Шампанское.Немножко Мартини.
Слайсы лимона, сижу словно в тире.
Стреляю.глазами. уже три-четыре.
Мне улыбнулись, их мысли поплыли
Смотрят и думают.глупые твари.
Нас за людей то считают? Едва ли...
Впрочем, взаимно. Кто эти люди?
Дичь, кошельки в позолоченном блюде.
Попровляю чулки, ловя жадные взгляды,
Зеркальце, пудра, немного помады,
Немножко танцую, Охотница в клубе
И ухожу - подбери свои слюни...

От вечной юности красавицы-Земли
Все прегрешенья, беды и страданья,
Расстрельные приказы, типа – Пли!,
Доносы, выселения, изгнанья.

Вслед за Иосифом Господь к себе прибрал
Сынов Иакова небесталанных.
В Египет голод тот народ согнал,
С земель обещанных и столь желанных.

От чресл Иакова, считать без женщин, душ
Там было семьдесят. (Уж, извините,
Меня Арбатовы*, но ваших клуш
В партийных списках не было в Египте.)

Тот славный род в бой провидение вело
И преступление братьёв...