Четыре притчи

Час совести пробил часы в углу,
Чтоб грязью ноги не топтали
Четыре чудища питающие мглу
На поэтапно меняющем
Тонале.

Займись со мной в лесной глуши…
Займись. Как сухостой от искры.
Пусть судорога сводит икры,
пока я искра – поспеши!
Придай значенье мелочам,
не предавая даже мелочь,
зачти бессонницу ночам,
моим стихам воздай за смелость.
Попробуй вспыхнуть! Ведь гореть
приятнее, чем, тлеть, чем гаснуть.
Войди в меня огнём, согреть
приятнее, чем безучастно
из мутных окон наблюдать
проспектов ритм, как ток в аортах,
чем вслед махать в аэропортах,
и, провожая поезда,
неспешно покидать вокзал...

Врывается сквозь тень рассвета
Сиянье горя словно взрыв,
Никто не верит, что вот ЭТО
Случилось, жизнь всю застропив.

Он должен был приехать летом,
И ждали мать, жена и дочь,
Листок в камине вспыхнул светом,
Рыданья долго сотрясали ночь.

Отчаянно хватая воздух,
Туша слезами сгоревший лист,
Дрожа, руками мать хватала воду,
Но та срывалась с рук все время вниз.

В пылающем военном костерище
Сгорела их любовь, надежда вся,
Что привезут им, - пепелище?
Не сына, нет. Его вернуть...

СТАЛИН (1924-1953)

Дошли до Океана,
создали СССР,
народ сражался рьяно,
наслушавшись химер,

доверился чубрекам
и прогорел дотла:
мела по всем сусекам
чекистская метла,

всё врали: жить свободно!
работать не за страх! -
их проклял всенародно
Святейший Патриарх,

отдать, что сердцу близко,
что добыто в страду?
Кому? Максималисту?
Убийце и скоту?

Восстал Тамбов с Поволжьем,
Сибирь, Балтийский флот,
не утихал от дрожи
чекистский пулемет,

хоть разыгрались страсти,
но...

Ту дать, ор нот ту дать? Вот это квесчен,
Стерпев судьбы удары и щелчки,
Упасть на ложе,подготовив лоно.
И что там Гамлет? Умереть, уснуть...
"Один чудак, за нас переживает"
Когда покров земного чувства снят,
Вот обьясненье.
Вот что удлинняет,
Несчастьям нашим жизнь на много лет.
Ну и так далее, по тексту, право слово,
Билл устарел, четыре века прочь,
Уже тому.
Ну а она поднявшись
Пошла на кухню, что-то колдовать.
"Даббл, даббл, тойл анд траббл..."
Ах! То из Макбет ведьма...

Жил-был султан в одной стране восточной,
Любви огонь его испепелял,
Орнаментом рубинов нежным, сочным
Его дворец приезжих ослеплял.

Гарем был под горой в таком же стиле,
Смысл бытия султану предрешил
И каждый день слуга четыре мили
За новою наложницей спешил.

Там были все цвета и жизни краски,
Он их любил, внимал и обонял,
И ради незабвенной женской ласки
Порой войну с Россией отменял.

Слуга скоропостижно умер в тридцать,
Султан дожил до патриарших лет,
Всё потому – охотник...

Авторитетные авторитеты,
Вы из желания помочь?
Плевать на всякие запреты,
А сил то хватит, хватит смочь?

Вы жизнь бы отдали за друга?
Или базар, важнее слов?
Наверное, немая мука,
За деньги не ломать бы дров.

Авторитеты, там же гордость,
Как говорили: «Симбиоз".
Тупая, ради славы, жёсткость,
В кололи сам себе наркоз.

А дважды два, всегда четыре,
Кто вниз упал, кто вверх взлетел,
Заплыли в коньяке и жире,
И поперёк сказать не смей...

Тут без раздумий...

Мусора с бомжа Егора,
Делали в законе вора,
Ловко клеили и шили,
Не ментовка, индпошив,
Протоколов настрочили,
Подпись бомжа получили,
Быстро в суд препроводили,
Есть вор, есть дело, есть мотив.

Бомж играл авторитета,
Что всегда и всюду вхож,
Сыпал фенею при этом,
Менты ахали: – Похож!
Надо ж штуку отмочили,
Аж судья оторопел,
Что бомжа в вора превратили,
Он понятья не имел.

Билась у судьи мыслишка,
Срок побольше дам, убьют..
Особняк, жена, детишки,
На...

Снова вечер, шум машин.
Вот и день прошёл опять.
За окном шуршанье шин,
Скоро ночь и надо спать.

Жизнь как стих в четыре строчки:
Детство , юность , зрелость , смерть.
Между ними ставлю точки,
Пустота ещё в ней есть.

Мне из зеркала небритый ,
Человек в глаза глядит.
Грустный он ,а не сердитый.
Ведь душа его болит.

Что ж , лицо его побрею,
Мне такие не нужны.
Но его не пожалею,
Хоть и нет за ним вины.

Нет вины что он родился,
В той стране которой нет.
Что с мечтой своей...

Над мертвенно-белым полем, воронья надрывный траур,
Учит мать стеречь добычу замерзающих волчат,
« Это кто же, в час рассветный, небольшим обозом правит,
Чьи останки под рогожей кони хмурые влачат?!»

« Саша, милый! Уж не ты ли, охладев к земным печалям,
Руки бледные раскинул на соломе ледяной?!
Этот выезд – путь финальный, до реки четыре мили,
Той, что скроет лоб высокий под студёною водой!»

Помнишь, как с бароном Толем, пробиваясь сквозь торосы,
Славу Родины умножил картой...