Черным бархатным нарядом

у него – вечная усталость в глазах
у нее – льющая солнце улыбка
у него – вечная судорога жил
у нее – плавность снежного барса
у него – замерзшая сталь языка
у нее – бархатное молоко
у него – ее сердце
у нее – его нежность

Матовым тлением фонарей на морщинистой плоти обочин
рассеяна память погасшего дня. Солнце (спокойствием суфия)
сходит в могильную стужу, принимая пурпурно-лиловую смерть
от руки привратника ночи.
Стекла машины расшиты дождливым пухом,
глотающим теплую гниль мартовских ветров.
Рубиновый след
горизонта плывет в летаргических водах.
На кончиках пальцев
огненный лед и бархатный холод.

Зачем твой взгляд, и бархатный, и жгучий,
Мою волнует кровь –
И будит в сердце силою могучей
Уснувшую любовь?

Встречаясь с ним, я рвусь к тебе невольно,
Но страсть в груди давлю…
Ты хочешь знать, как сладко мне и больно,
Как я тебя люблю?

Закрой глаза завесою двойною
Твоих ресниц густых –
Ты не прочтёшь под маской ледяною
Ни дум, ни чувств моих!

Туманность взгляда брызгает сырой волной и тиной,
чешуйками холмистого прибрежного песка,
бутылочно-индиговой прохладой, соленым инеем
святилища заката с престола Посейдона.
И ты идешь, грузнея вкусом рома, глиной
смуглого лица, под зонтом кипарисового сна.
Оранжерея бархатного тлена страстей,
скрип чаек, шипящей пены сода

полощет твои ноги. А у нас, зима…
У нас жжет обнаженность на кремовых полях,
в тряпье дорог простывший зуд авто,
по улицам капель стеклянных взглядов
и вечер...

У розы бархатная нега
И плоть прохладна и нежна
Красней крови, белея снега
Ты символ женского греха


О, сколько раз
Вкушал твой запах
И наслаждался не спеша
Ты таешь вся в мужских объятьях
Так и не раскрывшись до конца

Пусть будет тайна в центре розы
Пусть будет тайна женских глаз
И облегчающие слезы,
Когда открылась в первый раз!

Ничто не предвещало нам беды,
Когда с тобою тайно мы встречались,
Затейливо вились наши следы
На берегу и пеною смывались.

В блаженстве опустилась голова
Мне на плечо, ты тихо улыбалась,
Дурманом разливались все слова
Любви и сердце, замирая, мчалось.

И ветер нежный тихий шепот твой
Подхватывал и уносил куда-то,
И в вышине ночной, кружась с листвой,
К нам возвращался радостью крылатой.

Полупрозрачной бархатною мглой
Ночь у реки присела на колени
С улыбкой засмотрелась над...

И опускалась ночь, и уходили те,
Кто вёл нас по нехоженой дороге,
А мы смотрели вслед, навстречу пустоте,
Пока звучали песни этой строки.

И исчезала тень, и крылья понесли,
И песни к берегам чужим летели:
В тот край, где спит Луна — сестра родной Земли —
На белоснежной бархатной постели.

Теперь закрыта дверь и умерла свеча.
Ну что ж вы?!. — я давно уже не плачу.
Я позабыл про боль, обиду и печаль
И уповаю только на удачу.

А те, кто нас учил, и те, кто нас берёг,
Теперь...

Когда умру, меня не хороните
Вы на святой кладбищенской земле,
Но лишь костёр прощальный разложите
На чёрной отдыхающей скале.

И на огне пылающих столетий
В Ад не падёт, не устремится в Рай
Моя Душа — одна на белом свете, —
Оставшись созерцать печальный край.

И, по следам языческих традиций,
С костра в ночи на сорок долгих дней
Душа моя безмолвной чёрной птицей
Погонит чёрных над землёй коней.

Я Памятник себе нерукотворный
Воздвигнуть не стремился до весны, —
Но в день...

Пожалуй, знает только лишь луна:
О ней мечты мне доставляют муки,
Другого гладят бархатные руки.
Она смешлива и всегда мила.
Пожалуй, это знаю только я:
Как грациозна, как она прекрасна,
Амбициозна, вместе с тем опасна.
Она-богиня! Жаль, что не моя...
Пожалуй, это знает только ночь,
Что и страдаю, и в подушку плачу,
Но для неё я ничего не значу,
И не могу такого превозмочь.
И я не первый, кто в её судьбе
Связал судьбу с поблекшими глазами,
Отдавши сердце...

На полынь душа клюет,
а от меда – приторна,
Тишиною багровеет,
от бесед – бледна, как снег.
Ты ищи мой ветхий дом –
там, что за калиткою,
Ты ищи мой храм пустой
в небе полном соколов.
А листвою разбазарен,
а болотом выношен,
А печалью освещен,
а приветлив теменью.
На полынь душа клюет,
на печаль Всевышнюю,
Поищи мою звезду
в слепой ночи бархатной.
Поищи мои глаза,
там, где рвутся венами
ангелы поэзии,
тени беспроглядные.