Чернее

За ересь рифм взошедшим на костры,
Узревшим в зеркалах судьбы поминки,
Вотще постигшим правила игры,
Великодушно возлюбившим цинки;

Пытавшимся в пустой размер облечь
Веселье черни и пророков мрачность,
Пусть будет эпитафией вам речь
Поклонных дней, их темная прозрачность.

Ан солнце закатилось на века
В очах богоподобного Гомера,
Хромает всяка новая строка
И зрящих расхолаживает сера.

Но пройден до тройной развязки путь,
Повержены тираны поколений,
Нельзя теперь и в сторону...

Во десницах сквозь вечность несут
Всеблаженные стяги знамений,
Но и ангелы днесь не спасут,
Иоанн, зря мы ждем откровений.

Что еще и кому изречем,
Времена виноваты иные,
Богословов распяли зачем:
Силуэты их рдеют сквозные.

Сколь нельзя нас, возбранно спасать,
Буде ангели копия прячут,
Будем, Господи, мы угасать,
Детки мертвые мертвых оплачут.

Мировольных паси звонарей,
Колоколен верхи лицеванны
Черной кровию нищих царей,
Рая нет, а и сны ворованы.

Бросит ангел Господень...

Поэзия живёт в мире... это душа всего живого,
Маленькая тайна, что заключена в сердце всего сущего,
Откровение Души Душе…

В окне забытый с ночи стих... записываю его:

Племя небесной нежности…
У души тоже есть сердце,
Звучание его не датируется,
Оно вне времени, вне расстояний.
Строки как молитва во тьме...
Бог не добивает раненых Красотой…
Ему страшно от их тишины.

Золотые рыбки в черной воде на страницах ночи...
Твой взгляд когда-то вышил мне одно из созвездий,
Впрок, как...

Моя богема - ночь и тихий сад, прозрачное величие в просторе,
Где неба черный вздох, как черный знак, играет предисловие в миноре.
Цветенье пустоты в моей главе - уже задуманной, ещё не воплощенной...
И тихий месяц, что склоняется к воде своей религией свеченья утонченной...
Моя богема в песнях тех цикад...разорванною тайной мирозданья,
Что на краю всемирного дыханья, как исповедь всевышнего звучат...
Лист белый, пейзаж заветных строк и звук свечи, не помнящей названья,
Когда приходишь ты...

Чертей гоняет дух святой,
Нечистого грозой гоняет.
Застигнут в чаще я лесной,
Где ветром сосны наклоняет.

И с грохотом тяжелый дождь,
Смотрю на мокрые ладони.
Берет неистовая дрожь,
Облит горячею водою.

А на пути трещат стволы,
В смятение все, уж не до ягод.
На тропке градины и слякоть,
-Бросай игру, скорей вали!

И разбросало всех по лесу,
Ау-ау!!! Кричат потом.
Скорей попасть в родимый дом,
И водят по завалам бесы.

И небом черным гонит страх,
И всплеском молний...

Этот мальчик с гитарой
О, храни меня, Шивва
Этот мальчик с гитарой
С ним бы я согрешила
С ним бы я завязала
Узелков эдак тридцать
Но шибари мне мало
Я хочу того принца
Вот наручники, плетка
Томный взгляд из-под каски
Этот мальчик с гитарой
Ах, да ты ж моя сказка.
И зовут тебя Глебом
Ну уж кто жеж не знает
Мы б под черненьким небом
Улетели б до рая.
Мы б кошмарненьких песен
Написали на пару
Мозг свело - дайте Глеба
Или ну хоть гитару.
Ты не любишь фанатов
Ну а мы тебя...

Моим друзьям ставшим заложниками войны.

«И, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь»
МФ.24:12

Дорога всегда с белым лицом...основная линия всегда белая.
Это всё, что есть у тебя...белый лист...на всё отпущенное тебе время.
Делая шаг, ты выбираешь что делать с этим белым листом
Можно уронить его в грязь...черный лист.
Можно порвать лист...скомкать...
Можно убрать в стол...
Можно завернуть в него камень...
Можно сделать журавлика и запустить в небо...
Можно просто...

Четыреста девяносто пятый опус

Желтой ниткою мрамор тиснят,
А золоты на пирах блистают,
Наши ль тени бессмертие мнят,
Фру в альковах канцоны листают.

Энн, вишневое миро сюда,
Ах, Шарлотта и Эмили вместе
Пудры веют над сколками льда,
Мил август формалином сиесте.

Ждал нас Ирод к столу, это мы
Преявились меж лилий склепенных,
С ниткой желтою всяк --- возаймы
Хоть бы потчуйте ядом успенных.

Четыреста девяносто шестой опус

В мертвом золоте Ада врата,
Зелень черная сны...

Не запить, не заесть, не заспать!
Шу’мы ночи, словно осколки, в ладони сжать,
Рассыпается в пыль золотое руно…
Кровоточит из трещины сердца
Жертвы густое вино…

Да, сегодня ты пьян –
Пустотою своей.
Черной ночи сочится из-под связок ручей,
Заколдованный дом твой ничей.
Но на сердце – легко,
И на сердце светло – наблюдателю, что в тебе,
Всё равно.

Мир, расколотый пополам, - камень трется о прах,
Но хохочет Вечность на семи ветрах!
Есть и хлеб, есть вино и свободы – глоток...

Устал! До ужаса устал,
вот только было бы все тихо,
и мимо промелькнуло лихо,
которого не призывал.

В душе моей черным черно,
готов я лечь на мостовую,
о,Господи, чем я рискую?
Оставь.мне, право, все равно.

Но Ангел знай себе трубит,
нас призывая к пробужденью,
готов я вечному забвенью,
чего же сердце так болит.

Мне не стряхнуть усталость с плеч,
не возродится словно птица,
и ад на время не спустится...
Взирать на свет субботних свеч.