Чёрная желчь

наши уши
давно уж
в ловушке
сплетений
либерастичности
либерастений.

орут с желчью
зубами клацают
глядя на тысяча
девятьсот семнадцатый.

так
свой хвост прищемившей собаке
визжалось
ее визг
у меня
вызывает лишь жалость.

как моська и слон:
эта клика политическая
и Она –
Великая!
Октябрьская!
Социалистическая!

В расплавленной лаве моих огорчений
Исчезли надежда и вера до срока,
Средь зла и добра рок подвесил качели –
Чёрно-белая жизнь – аксиома пророка.

То к мрачному лиху, то в светлые грёзы.
И маятник времени счастье ворует.
И вместо романтики серая проза,
Вместо радости к битве доспехи и сбруя.

Припев:
Жизнь в полоску, но чёрного цвета
У неё почему-то в избытке.
До чего же навязчиво мрачное это.
Путь прокладывать к счастью тщетны попытки.

2
В расплавленной лаве моих огорчений...

Был на концерте, и всё рассматривал.
В душной гробнице нервничал зал.
Медные трубы струнные скрипки,
Ударные тарелки жуткие улыбки.
В белом зале, в чёрном скрипач.
Играет медь фанфары и плачь.
Последний аккорд выплёвываю в пол,
В голове тяжёлый сон и неприятный урон.
В теле тоска не люблю дирижёра,
Палочки взмах в унынье приводит.
Железные струны, их звук леденеет,
Прекрасный зал эти скрипы лелеет.
Есть залы хуже, где красоты не нужно.
Где не парадно, но где отрадно.
Там жёсткие...

Здесь будущего нет,
И чёрная дыра закружится,
Без имени и лика,
Настанет миг и вечность на снегу,
Рассыпется всей памятью Великой.

Здесь будущего нет,
Остался этот мир,
Зловеще хмур и ненавистью грозен,
Так птица замерзает на морозе,
Остался этот мир...

Пустой,как пыль,
Никчемный и чужой,
Залитый кровью до берега морщин,
До исступленья,до ужаса в глазах...
И ПУСТОТЫ.

Силы тёмные в стремленьи
Разорвать крутящий мир –
Звёзды белые в купели
Берегут от чёрных дыр…
Небо, в звёздные постели,
Приглашая гостя взор,
Час взывает менестреля
Изложить прощальный вздор:

Время мыслей карусели
Закружилось в договор –
Паж и слуги всей артели
Коронируют простор…
Хмарь небес вздымает вилы,
Обжимая красоту,
Чернь и масса субмарины
Покоряют пустоту…

Всё вокруг, где звуки лиры,
С уваженьем ко всему,
Получает темень ксивы
И готовность к миражу…
Покидая...

Знает небо сполна обо мне,
о моих васильковых рассветах.
Солнце там, отражаясь в росе
разнотравья цветущего лета
искры-лучики тянет свои
оживляя родное ополье,
а в соседнем леске соловьи
нежной трелью дрожат на бемоле.
Легкий ветер тревожит едва
ветви только что спавшего сада,
там за садом мой дом, в нём и я
возвращаться такая отрада,
возвращаться мне из темноты,
необузданной, трепетной ночи,
томной неги, простой наготы,
обещаний, оброненных точно,
связка вовсе ненужных ключей...

Не слЫшны горестные стоны,
фамильных склепов в тишине...
И только серые вороны
не пострадали в той войне.

Печаль окутала могилы,
и скорбный мрак туманом лёг.
У духа выйти - нету силы,
тяжёлый гроб его - глубок...

Там светлый рыцарь "спит" в доспехах,
закован цепью на века.
Взывает он - не внемлет эхо,
и тайна эта велика.

Плита тяжёлая сдавила,
- она ловушка для него.
А смерть - всю силушку испила,
и в помощь нет ни одного...

Был благородный оклеветан,
и злобный враг его...

Ватмана лист приколю на дверь,
Краски возьму и кисть.
Вот дилижанс твой. Ты мне поверь:
Я не ищу корысть.
Видишь, и облако на листок
Спрыгнуло с высоты.
Видно, замёрзло... Какой в том прок
Нам - разводить мосты?
Мне бы вернуться в запретный сон,
Жёлтую краску взяв,
Чтоб одуванчики - с двух сторон
Нашей тропы. И трав
Запах дурманящий, будто явь
Правит здесь колорит.
И на какого коня ни ставь,
Первым придёт фаворит.
Просто не может он не прийти -
Есть и такой закон.
Я ухожу с...

Я трепал её косы
Возле рек и опушек,
Я тонул в её росах
И касался веснушек.

В серебре паутинок
Осень спрятала тайны
И писала картины
Кистью нежно-брутальной.

Стал я змеем бумажным,
Чтоб красой насладиться,
Только осень однажды
Унеслась чёрной птицей.

И слегка стали всюду
Серебриться заборы,
А пришелец рисует
Белой кистью узоры.

Но как только усну я,
Вижу рыжие косы
И всегда молодую,
Веснушчатую осень.

Проснулся мертвец, вылезает из гроба,
Он пахнет приятно, как сладкая сдоба,
Гниль приторна, будто ванильный парфюм;
Костюм надевает он, чистит до лоска
Ботинки и косточек белых полоски,
Под землю спускается снова, угрюм.

Грохочет вагон, как коробка с гвоздями,
В вагоне скелеты грохочут костями:
Скелеты людей и скелеты собак,
Скелеты в костюмах, джинсе и в толстовках,
Болтаюся кости свободно в кроссовках,
И даже нейлон на ногах не в обтяг.

Парик украшает накрашенный череп,
Белила...