Брошенный

Прими, мой дух, страдания Отчизны,
Как посланные Богом ДЛЯ ТЕБЯ.
Ни в этой, ни в последующей жизни
Никто не страждет, ЛИШЬ СЕБЯ ЛЮБЯ.

Любовь и боль сопряжены навечно,
Таков Небес всегдашний приговор.
И если ты весь век живёшь безпечно,
ТО ТЫ НЕ ЛЮБИШЬ. Восприми позор

Предателя, плута и самолюба,
Раба эгоистических страстей,
Иудою целующего в губы
Спасителя! Пославшего плетей

И молота удары в плоть Любови
За горсть с презреньем брошенных монет!
Кто любит, не щадит горячей...

А мы всю жизнь чего-то ждём,
На клёне листья пожелтели.
В днях света меньше с каждым днём,
А в саду яблоки созрели.

Откроет август в осень дверь,
В пору дождей и листопада.
А ветер шепчет: - «Жди и верь,
И будет в жизни всё как надо»

Смех детский, звонким ручейком,
Звенит, в нём взрослой нет заботы.
Мы повзрослев, чего-то ждём,
И ищем жизнь свою всю что-то.

Несёт по ветру паутину,
На ней летит вдаль паучок.
Он как и я навек покинул,
Родимый сердцу уголок.

Всю жизнь чего...

Осень. Воскресный вечер.
Луна покрывается хромистым льдом.
Сумрак глаз отзывается
самым глубоким молчанием.
Венецианским стеклом
играют свежие лужи,
вдыхая фонарный дым,
и бледное
заиндевевшее облако
напоминает огарок свечи,
оставшейся
от нашей последней встречи.
Я подношу чашку чая к губам,
словно беглый глоток
уходящего лета.
Настольная лампа
отсвечивает
желтизной опустевших аллей.
Камушком, брошенным в озеро,
в молчащее сердце летит
осколок луны,
и рана становится...

Люди вздрагивают от внезапных прикосновений ладоней, тёплых-тёплых,
как будто омытых солнцем…
Люди вздрагивают от внезапно брошенных на них взглядов, которые
подобно невидимым пальцам, касаются туго натянутых душевных струн…
Люди вздрагивают от внезапности ЛЮБВИ…

Мы, те кто вырос в стиле гранжа.
Мы уши чистили нирваной.
От водки смешанной с оранжем —
на равных
мы говорили под гитары
с прекрасным миром со скамеек...
Так получилось, что удары,
судьбою брошенных, копеек
нас сбили с ног, рублём пиная.
И мы очнулись в мире диком,
где стала злачная пивная
бутиком.

Если в окна смотрят звёзды,
Значит ты им интересен.
То ли рано, то ли поздно,
Всё равно напишешь песни.
Про весну, про озорницу,
Как она с ума всех сводит.
И как без меня не спится,
И про день, что на исходе.

Не сердись, мой милый, полно,
Что сегодня мы в разлуке.
На часах пробило полночь,
Снова нот знакомых звуки
Под руками заиграли,
Не желают знать покоя.
И хоть пусто за роялем,
Ты же знаешь, - я с тобою.

И огни в домах напротив
Не хотят погаснуть тоже.
Дело движется к...

Сбит с ног ударом судьбы в спину,
Сбит с ног — подняться не суметь.
Страдал, но всё-таки не сгинул,
Но жить не стоя? - Лучше смерть!!!

Друзьми был в несчастье брошен,
Не нужен миру инвалид.
Небрит, угрюм и неухожен,
В глазах печаль, душа болит.

И смотрит с жалостью прохожий,
Тем — душу обожжёт опять.
В несчастье жалость не поможет,
Тепла не сможет сердцу дать.

В коляске инвалидной едет,
Он, ног не чувствуя совсем.
Один — один на этом свете,
Чужих, не хочет мир проблем.

И...

- О чём твоя песнь, песнь джина в лампе, или в
кувшине, что в пустыне (замурован зелёным
смолистым веществом, с печатью/печалью), ле-
жит в яме, брошен или забыт кем-то, или спрят-
ан, от чужого глаза, а может это наказание ему?
- говорит Аза.
Без прикрас, и кривясь в ухмылке, (на своём ли-
це) пел слова непонятные нам ……., как в яйце,
где не найти выхода, пока не разбить основы или
откупорить пробки, кем-то извне, ибо силы неро-
вны, нет замаха, или печать сильней твоего/его
аха...

Квартира,мебель в дорогой фасон,
Богатый муж,изысканность в одежде.
А ты летишь на Север,там ,где ОН
Работает и ждёт тебя,как прежде.

Где для тебя весь заполярный край
Под ноги брошен северной метелью,
Где этот снежный необъятный рай
Застелен белой мягкою постелью.

Ты с ним отныне.Точно.Навсегда.
Два сердца,что не вынесли разлуки.
И не считают сединой года,
Когда ещё нежны родные руки.

Ведь северным сияньем полон круг,
Который переходит в бесконечность,
И белое безмолвие...

Каждый день – это крик
бездыханным потерянным трупам.

Ждёт покоя душа,
ждёт пологих вершин,
Солнца белую твердь,
ждёт слепца-палача –
оператора Господа Бога,
соль кремационных машин…

В тупике состоянье…
В мелочах состраданья
затерялось моё…
И под шкафом гниёт.

Вавилонской громадой взметнулись на небо вершки,
подземельным огнём спустились до дна корешки,
стебель – белая ночь…
На листах шелестело
распятое тело…
И дева упала к ногам…
Да не дева, а девка,
распутная блудная...