Брошенный

Дней через шесть, проснувшись рано,
Он, подозвав к Себе Петра,
Иакова и Иоанна,
Сказал: "В дорогу нам пора".

Взойдя на гору, Он молился,
И вдруг блеснул пред ними блик,
И вид его переменился,
И стал Христа светиться лик

Ярчайшим светом; воссияла
Великолепьем неземным
Его одежда. И стояло
Два древних мужа рядом с Ним.

То были Моисей с Ильёю,
И Пётр сказал: "Учитель, здесь
Так хорошо нам быть с Тобою,
Что не хотим иных чудес.

Для вас три кущи мы раскинем..."
Тут глас с...

Мне жаловался тополь на судьбу, тянул свои надломленные руки,
Скрипел о безответности и скуке и пел свою печальную мольбу…
Он был так рад им встреченной душе, так удержать внимание старался…
Его осипший голос прерывался, как будто говорить не мог уже,
Но стоило мне отойти чуть-чуть, он снова звал, тянулся, что есть силы, -
Себя он видел сильным и красивым, он так хотел со мной продолжить путь!
Он тосковал, оттаяв и поняв, что зов весны услышал слишком рано,
Он не хотел отказа и обмана...

Собиралась, улыбалась нежно солнцу, подбирала украшенья и наряды,
Словно в зеркальца, смотря во все оконца, в них ловила восхитительные взгляды…
От тепла ее пленительной надежды отступали, хмурясь, зимние метели,
Торопливые весенние одежды все рябинки в палисаднике надели…

Нарумянила смущеньем пышно щеки, платья долго и неспешно выбирала,
Все мечтала о своем, о яснооком… Лето силу постепенно набирало.
Нарядилась в ослепительные юбки: по подолу расцвели рябины пышно,
Подвела она глаза...

Я снова брошен в море,
приписанное кисти Айвазовского,
изломанный челнок,
худая шлюпка,
что отдаётся шлюхой
зелёно-фиолетовой волне,
и тонет в мёде грозового неба,
и в меди хлёсткого норд-веста
щепкой тлеет.
Я снова, погружением зрачка
в холодную изрезанную рану
стенающей марины,
чернила памяти вечерней разливаю
по первым строкам Книги Бытия.
Туманный брег к гортани ночи липнет,
я слеп от брызг и криков синевы;
я снова брошен, как комочек глины,
в печь раскалённого холста...

Я нигде — я в воздушной яме,
И нет рядом со мной друзей.
Я в пустой жизни гулком храме,
Спорю с эхом своих речей.

Я не изгнан — я отодвинут,
В мире, миром на задний план.
Из пространства мечты в нём вынут,
Брошен в будни реальных стран.

Брошен случаем в них, в пространство,
Чётких форм и углов прямых.
И в мечты своей яркой царство,
Не могу, путь найти из них.

Путь по ним весь в воздушных ямах,
И в одной из них я теперь.
Болит сердце, оно всё в шрамах,
Что остались от ран...

Я уставший, я унылый,
Всеми брошен и забыт.
Небо словно дно могилы,
Темнотой в меня глядит.

Невесёлая минута,
Длиной вечности равна.
На душе — раздор и смута,
Она грустью дней полна.

Хуже нет — мгновений этих,
После них — в душе темней.
Исхлестав больнее плети,
Они боль — оставят в ней.

Любят нас пока мы рядом,
И забудут как уйдём.
Как исчезнем мы из взгляда,
Так другие — будут в нём.

Я уставший, я унылый,
Всеми брошен и забыт.
Отобрала вялость силы,
Превратила в скуку...

Они так много слышат обещаний.
Прощают сотни неоправданных надежд.
И знаем мы, что в этом мире испытаний,
Не бывает преданней сердец.
И слова обидные порою
Брошенные нами в ссоре, сгоряча.
Будут вновь оправданы любовью,
Лишь украдкой упадёт слеза.
И слова обидные порою
Брошенные нами в ссоре, сгоряча.
Будут вновь оправданы любовью,
Лишь украдкой упадёт слеза.

Любящее сердце простит.
Любящее сердце поймёт.
Берегите женщин своих
Их потом никто не вернёт.
К ним одним, когда...

Как дОма брошенного окна,
Глаза глядят в мир пустотой.
Из них не дОбро и не злобно,
Меня остатки смотрят тьмой.

В них равнодушная усталость,
Задорный вытеснила блеск.
И без эмоций безучастность,
В мир смотрит из под шторок век.

Между вчера и завтра пусто,
В моём сегодня и я в нём.
Живу размеренно, а чувства,
Погасли все во мне пустом.

К чему они все, Леты вечность,
В конце всех сроков смоет путь.
Предназначений неизбежность,
Не даст мне в мир мечты свернуть.

А небо тёмное...

Сад цветущий и сад увяданья

Все, что держит в ладонях земля –
Сад цветущий и сад увяданья –
Опрокинет людское желанье
Ось земную на запад клоня.
Осквернит, прислоняя рукой
К белым щекам святыни Покоя.
За густою черною кровью
Тянет бешеный след за собой.

Затуманит туманом глаза –
Все глядеть им под образа,
Не глядя на пустые сомненья,
Гордо всматриваясь в откровенья,
Свою ношу рукам донести,
На забвенье слова обрекая,
К Вознесению у самого края,
На краю безымянной земли...

Ты любишь? Шутка удалась.
Тебе известно это слово!?
Теперь, чтоб наиграться всласть,Найди, увы, себе другого

На эту роль. А я играл
Со всем безумством первой страсти
И, видит бог, я все отдал
Тебе. Но до сих пор во власти

Твоей холодной красоты
И слов, отравленного жала.
Но помнишь - вяли все цветы
Когда ты в дом мой приезжала

На час. Лишь обозначить встречу,
Проверить крепость своих пут.
А я в плену, таких не лечат,
По-барски брошенных минут,

Секунд, мгновений невесомых...