Божественный странник

Она возникла из мая
Ступая босыми ногами
Рыбаков по пути задевая
Озорными словами

Вот она уже близко
Переминаюсь неловко
На мой скупой английский
Расхохоталась чертовка

В закате шалунья тает
Растаяла с нею обида
Конечно английский не знает
Божественная Киприда

На этом меридиане сошлись пути-параллели,
песчаным бурям назло весенние маки алели.
Здесь снов лоскуты сшивали , сплетали рыбачью сеть,
поскольку гласила заповедь - радоваться и петь,
птицам небесным вторя, и ходить по воде.
За левым - Луна следила, серебряников надел.
За правым плечом надежда - оранжевым померанцем,
В день седьмой отдыхали от божественных танцев...
Любопытная девочка, непослушная дочка
(то ли хитрюга-змей, то ли просила ночка)
жарким июльским утром яблочко сорвала...

Не возводили наши предки пирамид,
Не насаждали своей веры по планете,
Из глубины веков история гласит,
Что перед Мудростью Отцов мы только дети.
Как оказалось, наше Русское зерно
Куда почище европейского гибрида,
Цивилизации Славянское звено
Монументально-несгибаемого вида.
Страшится нас европизированный мир,
Он смутно чует нашу силу, нашу волю,
Зовя нас Slavic, знает всё ж кто раб, кто Сир
И так старается разбить славян на доли.
Не возводили наши предки пирамид,
Да, их наследие...

Кривая линия скользит.
Рисунок с закрытыми глазами.
Пусть над морем чайка кричит.
Мои года измеряются часами.
Одиночество моё-тысячи минут в раздумье,
По пляжу пустынному шаль скользит,
На столе книга Лорье
Из воспоминаний девочка по пляжу бежит.
Раскидывает руки,
Тянет их на восток,
Желая разделить тех муки,
Кто пути найти не смог.
На земле мольберт,
Мазок и миллионы красок.
Чрез тысячи лет,
Закат останется божественно прекрасен.
Мой тихий дом,красивый сад.
И моё…одиночество...

Картина старая,
Потрескалась уж рамка.
Глаза художницы усталые
Блестят,как бриллиант после огранки.
И в эту ночь дыханье ветра
Несёт божественный аромат.
Трудно представить.что где-то
Есть грязь и зависть,боль и смрад.
Сев на стульчик на балконе,
Посмотрит на Парижа огни.
Что за погоня?
Где хочешь живи,но в Париже умри?
Ароматная сигарета дымится,
Вдохновение вышло на минутку за дверь.
И начинала тихо злиться,
Знала,Муза коварная,ей лучше не верь.
И ногу на ногу закинув,
Лицо...

Прихлёбывая супчик из кастрюльки
Я ощущаю вечный алгоритм,
Ведь рядом - темпоральные сепульки, -
Обьединяют всё в единый ритм.


АСу Пушкину

Его лирическая мощность,
Сминая время и простор
Творит Божественное просто,
Всему конечному наперекор.


Чёрный квадрат Малевича

Как хорошо выделывать коленца,
Брыкаться интеллектом невпопад.
И царственным назвать младенцем
Тобою нарисованный квадрат.


Страна чудес без тормозов Харуки Мураками


Не трогайте руками Харуки...

Снимите с плеч мне голову долой
Из мира этого перейду в покой
Простит меня священное распятье
И я умру с душою полной благодати

Мой страх уйдет в небытие
Не забывайте обо мне
Ни воды вешние
Ни зимы снежные
Не будут вновь мне слух ласкать
И звать к себе и обнимать

Среди беспечной тишины
Плеск божественной волны
Я не увижу земной тьмы-
Счастье и свет мне суждены.

Апрель,2004г.

Сиреневым кустом в былые времена
Ломалось пышно пращурное древо.
Гремели славные, не очень, имена.
Династии крепили предков кредо.
Корнями рода пользуясь умело,
Зигзагами достигли тех небес,
Куда корона царственная смела
Излить свою божественную лесть.

Менялись времена, мельчали судьбы.
Серебряный кончался древа век.
Безвестные пришли на смену люди.
Зачах генеалогический расцвет.
Истёк период праздничных утех,
Один родился продолжатель рода.
Имел сомнительный у дам...

При свете благовонных свеч
Лохматилось дупло в астрал:
«Ну что ты ждешь, мой генерал?»
И я, воздев свой грозный меч,
Рванул бесстрашно в темноту:
«Вперед! На штурм! Гип-гип Ура-а-а!»
И засосала черная дыра
С утробным чавканьем: О-о-о! У-у-у!

…И вот уже тянусь мечом
К божественному алтарю,
Я пустоту животворю
И льется жизнь в астрал ручьем…
Познав секрет первоначал,
Мой меч в бессилии упал
И голос чей-то прошептал:
«Пасиб, пап, что меня зачал».

За молитвою вслед отворился железный засов.
Дверь открылась в знакомый до боли, восторженный мир.
С гор текли ручейки, разбиваясь на сто голосов,
Голоса наполняли собою прозрачный эфир.
На гранитной плите там покоились чаши весов,
Фолиант, безнадёжно зачитанный кем-то до дыр,
И струился песок золотой из песочных часов,
Рядом старец стоял с бородою, одетый в подир...

Он стоял неподвижно, глаза устремив в небеса,
Опираясь на посох, и что-то неслышно шепча.
Вдалеке за холмом синевою...