Божеский храм

По заснеженному полю
Вьюга разгулялась вволю.

Путник одинокий -
средь стихии злой.
Снег лежит глубокий
Все покрыто мглой.

Нет уж сил пред вьюгой.
Непослушны ноги.
Ходит он по кругу,
Потеряв дорогу.

Сладкая истома
Призывает сон.
Не дойти до дома,
Засыпает он.

Снится как он в детстве
Воровал малину
У своей соседки
Бабушки Галины.

Как весело купались
На спокойной речке,
И, как сладко спалось
На полатях печки.

Как в войну за спину,
Спрятав телеграмму,
Обнимая сына...

Скорый поезд идет по мосту.
За вагонной оконной рамой,
Древний город открыл мне свою красоту
Не фрагментами, а панорамой.
Посредине Днепра из песка острова,
Изумрудами, став от зеленых кустов,
В драгоценную вязь берегов и мостов,
Вплетены ювелиром искусным.
И в каком словаре отыскать мне слова
Описать от красот этих чувство.
Куполов золотых, что на белых стенах,
Утопающих в зелени храмов,
Ни в одной стране увидать не дано.
Их увидел я в поездное окно,
Опустив вниз оконную раму.

Политтехнологам дрянным
Не убедить меня,
В том, будто Киев и Москва
Чужие, – не родня.

Готов твердить, как истукан.
Отвечу за слова.
Отец здесь Киев - старикан.
Дочь – красная Москва.

Я знаю, ангелом Москвы
Святой Георгий был.
И, то, что он своим копьем
Дракона погубил.

Что Киев – русских городов
Родителем прослыл,
А душу Киева хранил
Архангел Михаил.

2.
Родился в матушке Москве.
А дом мой – Киев-град.
Имею, я отчизны две,
И этому я рад.

Я помню Чистые пруды...

Жил да был Иван Иваныч,
очень добрый стариканыч.
Самоваром его звали
чаепитцем все знавали.
Лет пятидесяти он,
и здоров как чемпион.
Он всегда давал советы,
слал при случае приветы
всем знакомым, близким, дальним,
вот таким он слыл банальным.
Любил звать к себе на чай,
первых встречных невзначай.
Все в селе его любили:
с утра до ночи хвалили.
А тем временем с небес,
злился очень страшный бес:
«Это ж надо, один он
не пьет водку, самогон,
только лишь чаи гоняет,
мне губить души...

Прислушайся к шагам
Невидимых явлений.
Вкуси запретный плод
Духовного рожденья.
Войди в Храм мыслей-чувств
Душе раскрыв сознанье,
И обретя свой Путь
В истоках мироздания -
Отдай себе себя.

Ты бывал в моих снах и виденьях
Сорники мне казались цветами
Трущобы тонули в храмах,
Что ты строил своими руками…
Ты ушел, и с тобой ушла сказка
И ночная безмолвная ласка…

Кровь Демона струилась по брусчатке
Пронзала дрожь его слабое тело
Прыгнуть с моста… к нему она хотела…
Но резко обернулась в ужасающей догадке
И, подбежав, упала на колени перед ним…
Он вздрогнул… вечность не был он любим…
С последних сил он обнял ее стан
Почувствовал биенье ее сердца… вспомнил свой обман…
Она его прижала к своей груди:
“Господь, не забирай его! Молю! Не дай уйти!..”
Он кашлял, изо рта струилась кровь…
Она швырнула прочь его кинжал и вновь
Стала ласкать его черные...

Белое время пленительных вьюг.
Белым ковром расстилается луг.
Белые - небо, церквей купола.
В белом безмолвии сказка спала.

Снегом укутан, как тайною лес.
Снежные кроны коснулись небес.
Снег под ногами пушистый лежит.
В снежной симфонии эхо дрожит.

Эхом рассыпался смех нежных фей.
Эхо запуталось в кудрях ветвей.
Эхо танцующих легких шагов.
Эхо несказанных вовремя слов.

Белой рапсодией падает снег.
Белая сказка закончила бег.
Белые - небо и храма глава.
В белом...

Дети Евы и Адама,
пожалейте торгашей!..
Их ведь, бедненьких, из храма
Иисус прогнал взашей.
Отказал Он им, несчастным,
в праве с Богом говорить,
и за это днем ненастным
им пришлось Его казнить.
Самый главный предводитель
всей торгующей толпы
постарался, чтоб Спаситель
не ушел от злой судьбы.
Улучив момент удобный,
рукава он засучил,
в результате бесподобной
сделки деньги получил.
Но, когда его Учитель
на Голгофу крест тащил,
торгашу шепнул правитель:
«Что же ты продешевил...

оттепель
голуби наследили
у входа в храм