Блюдо

Уснувшей на болоте лягушкой я созерцаю календарный
распорядок смены времен года в оконной раме
третьего тысячелетия, партитуры летней опрелости,
снежные зарисовки таежного многоголосия, осени рваное
золотое белье и желе весенней, малахитом
простуженной, радуги. Я меняюсь, теряю в воде свое отражение
и обретаю новое, но, кажется, все остается в нем, как и было,
как неизменная призрачная архитектура античных руин в движении
синей тяжести неба, все та же монументальная хрупкость,
все...

Мы пьём за наших доблестных мужчин,
Что постоять умеют за себя
По роду разных следственных причин,
И отдохнуть, приличия блюдя!

Добро иль зло себя проявит в том,
(В избытке удержать себя не смеешь,
Но не скупись, лишь только, в дорогом) --
Чем больше дашь, тем больше и имеешь!


...Крестьянин от лисы страдал,
Что портила его посевы,
Пока её вдруг не поймал...
.
...В глазах холодных,полных гнева,
Как в зеркале --блеснул огонь,
Лишь хвост несчастной запалил,
Облив немножко керосином...
Страданием лисы повинной,
Увидев ужас в нём и боль,
Довольный -- в поле отпустил...
.
Своею местью был...

Н езабудки полевые, милый сердцу цвет небес
А над ними шмель залётный – позабыл дорогу в лес
Т оржество салфетки белой. Керамический бокал.
Ю билейный торт, на блюде, участь праздничную ждал.
Р азливайте же напитки имениннику и нам.
М имолётны годы жизни. Скоро: «Аз тебе воздам!»
О динаковые годы. А судьба различна всем.
Р азопьём вино неспешно, будто нет у нас проблем.
Т еоремы позабудем, мыслей будничных бедлам.

Н едавно срезанная хризантема
А нданте в пульс проникает.
Т ворит с кувшином, подобно тандему,
Ю доль слегка освежает,
Р оняет капли дождевые. Редко.
М алина, сочно, на блюде.
О дин фужер с вином каким-то светлым.
Р апира рядом. Чудом.
Т аинственно - ощущение ветра.

Сколько можно дурачить народ,
Обещать жизнь достойную людям.
В государстве «Единых господ»
Нищета блюдом истинным будет!

Сколько можно с трибуны вещать,
Что до рая осталось немного.
У кормушки чиновников рать,
От того жизнь, как прежде убога!

Сколько можно, а впрочем, друзья,
Разве было когда по-другому.
В нашей жизни так много вранья,
Что мы вновь обращаемся к Богу!

Сколько можно терпеть это всё,
Даже Бог нам про то не ответит.
Мир любовью друг к другу спасём,
А иначе ничто...

Чтоб снять унынье и тоскУ с вас -
к свободным выходам и лазам
тянулась ЛИНИЯ ПАСКУДСТВА
её господствующим классом...


Где верить Родине обидно
в любовь сыновнюю,дочернюю -
всё сверху-донизу пропитано
вознёсшейся и падшей чернью.


На ценность выброшенной вещи
наткнулась память недалёкая -
зияет пагубно,зловеще
своей дырой идеология.


Как захотят - детей растЯт пусть,
но вижу точно,как в аптеке я,
что вес упал,нагнулся статус,
и похоронена стратегия.


Что тянет шайка...

Боги, отвечайте честно,
Где же мужики,
Что б упорство Геркулеса
И свои мозги.
Что бы конь горяч, как пламя,
Да и всадник сам,
Ведь характер мой упрямый,
Всем не по зубам.

Дождись героя!
Того, кто может быть достин и прощенья, и слёз,
Что целым придёт из кровавого боя
По Площади славы и роз.
Дождись героя!
Стучат дожди и сердце - слышишь, только дождись,
На зависть неверившим - вас будет двое,
Умчавшихся в новую жизнь.

Впрочем, будь сама готова
Пить не только мёд,
Есть не с...

То, что мы в жизни, другое, за гранью, это понятно
не сразу и всем, то, что значимо, а там лишь предмет,
метка; здесь, женщина, там это банка; кошка, оттуда,
а тут, щётка, клок; мышь, а там мышеловка; грань эта
то, что присутствует, мнимо, образ рождает, входя в
антимир, блюда, тарелки, на наш анти пир.

А звезды все смотрят и смотрят вниз,
Все смотрят с молчаливым взглядом
И это жизнь их и не чей-то там каприз.
Так суждено и так наверно надо.
А что там мы, мы просто люди
Мы крошки в этом понимании
На этом черном звездном блюде.
Мы часто знаем и в незнании.
И как же не прискорбно слышать,
Какие бы сравнения не проведя.
Мы многое пытаемся услышать.
И как то реализовать себя.