Бледный

Пятьсот одиннадцатый опус

Дышат негой кровавых шелков
Музодарные замки фиванок,
Всякий днесь камелотный альков
Яд крысиный таит меж креманок.

Хватит царских веретищ летам
И для вечности хватит цементов,
Свечки несть ко меловым цветам,
Им хотя чернь прельем с постаментов.

Бледный отрок в парче золотой
Сколь очнется на пире грядущем,
Узрит чермный лафитник пустой
Во перстов изваянии сущем.

Пятьсот двенадцатый опус

Нет у августа красок для нас –
По фаянсам тиснение...

Желтый лик луны взошел на небо,
Освещая фиолетовый угрюмый лес.
Бледный отблеск лунного сияния
Отразится от речных бегущих вод.
Тишина во мраке ночи среди загадочности леса
Лишь изредка ворона гаркнет, опустит крылья,
Уснув на ветках тополей, листву качая…
Душевная тревога, странный страх
В полночной тишине лесов угрюмых.
Туманной дымкой затянуты тропинки
И нет попутчиков пройти через туман…
Но пройдет полночный фиолета мрак.
С рассветом алым рассеется туман,
Росою выпав на траву...

«Как лист увядший падает на душу»,
Гнетёт тоска, окрашенная в желчь.
Поэту не судьба глаголом жечь,
Когда его низводят до кликуши.

Хлебнул из чаши горькой - полной мерой,
Прощай теперь, безумный Арканар!
Ты раскололся, как хрустальный шар -
Запечатлённой в памяти Химерой.

К чему слова? Они – пустая пена,
И солнце в небе, словно бледный блик.
Бессмыслен путь из тупика в тупик.

Всё кончено, забудьте про Цурэна.
Исчез Цурэн, остался только лик –
Отверженный поэт, его двойник.

Ах, цыгане!
Скитальцы
Полей.
Вы шумны
И беспечны,
Как дети.
Ваши спутники -
Пара
Коней,
Да кибитка,
Да вольный
Ветер.

Ваш очаг -
Над рекою
Костёр,
Ваша пища -
Похлёбка
Пустая.
Вам жилищем
Дырявый
Шатёр,
А постелью -
Трава
Луговая.

В поле снежном
Кнутами
Длинными
Вас стегали
Шальные
Метели,
И крестили
Июльскими
Ливнями
Небеса
У речной
Купели.

Жизнь
Бродячая,
Ох, нелегка!
Кажет месяц
Задумчивый
Рог.
И течёт
Ваш обоз,
Как река,
От развилки
К...

Скоро слёзы весенние
оросят
многоочий и бледный
московский дом…
В небесах – all inclusive –
пять звёзд горят,
отлагая всё главное
на потом.

Обещают мне счастье
не в этот раз,
в Гончих Псах световой
отбывая срок.
А потухшая пара
ижевских глаз
наблюдает, как лезу я
в теремок.

Таракан, рыжий кот
и сынишки кит
потеснились и жмутся
у батарей.
И карманное лето
слегка штормит
возле самого уха
в руке моей.

Как гитара зазвучала,
начинаю песни петь.
Разрешите для начала
на х…й валенок надеть.
Я испанские частушки
запою на этот раз,
как Антонио БандЕрас,
и почти как БандерАс.

Припев:
Ай-ай-ай-ай, ай ми амор,
Ай ми морена, ай ми корасон!
Ай-ай-ай-ай, вот ё-моё,
Как я люблю тебя, сердце моё!

Про любовь однажды донне
говорил испанский дон.
Ему донна отказала,
потому, что он га…дон.
И теперь сидит бедняга,
прячет карие глаза
У него поникла шняга,
он не может ни разА...

Между сумраком вечера
и туманом рассвета
мерцает
сиюминутная
тень мотылька.
Бледный маяк
светит в осеннюю даль
серебряной точкой,
пока
тысячелетняя мгла
тает над пеной леса,
пока тонет звезда
в бронзе реки,
пока бьётся
тяжёлое сердце
сырого песка.
На берегу новолуния
холодным рисунком ветра
прорезался
детский почерк
души –
отголосок безмолвия,
аромат цветка,
оседающий инеем
на стёклах
горящей ночи.
И со страниц
пожелтевшей травы
упал приглушенный свет,
свет...

…изжога – от переедания
Гастрит – пестрит до пития
Обжорство пышное – питание
Икра, форель, супец – с быка
Пикантно в стойле сняли шкуру!
Остаток тела истощён
Державно – бедную фигуру
Загнали в бледный Пенсион…

09. 11. 16

Помню девушку, так юна. Как ты попала сюда?
Вера… Надежда… Любовь… как же звали тебя?
Скрыто лицо под маской и растерянный взгляд,
Еще не знала, сколько ей горя сулят.
Любовь всей жизни, лечение и друзья
А что легче? Когда бросили или выстрел из ружья?
Все сразу, на столь хрупкие плечи,
Мама ,как знала, и за здравие ставит свечи.
Время с трудом лечит, оно тут бремя,
На венах след, и на память эмблема.
Забудь о тех днях, когда шагала королева
Теперь твой подиум- коридор и палата-плена...

Декабрьский блеск,
как застывшие слёзы
Гекаты.
Вечер
несёт свой крест
на Голгофу заката.

Лёд
одевает смирением
ветви.
На бумаге инея -
неизменная
партитура ветра.

Лампадка луны
освещает
снежную рябь,
словно в кровь декабря
проникает
медленный яд.

Тихим пророчеством
падает
бледный свет.
На краю ночи
душа
укрывается в плед.