Бледнеть

Сиджу та сумую біля вікна
Сиджу та гадаю “Чому я така?”
Краплинки стекають напроти вікна
Як мені зрозуміти “Чому я така?”
Чомусь хочется плакать, сліза не стека
Забытая музыка юности дней
Бегущая в даль за широты полей
Напомнит о нас и про наши мечты
Когда мы любили и были близки

Блеск твоих глаз не забыть никогда
Тепло нежных губ буду помнить всегда
Объятья, растаять, упасть еще раз
Лишь мокрый песок может помнить о нас

Рассветы закаты сливались в одно
Не замечали вокруг...

Отчаянное в зеркале лицо, но вертится событий колесо.
Забытые, остывшие дела. Без снега.
Все под грязью вымпела.
Сотканное облако души, и фразы по утрам себе – «Дыши!»
Под гулкий звон замаранных вершин мы медленно,
уверенно грешим.
Разложены, заложены в глуши пейзажем бледным
мелкие гроши.
Останется еще хотя бы раз
Возможность исповедаться - сейчас.

«…Год или тысячу прожитых лет
Ты не со мною и мы нераздельны
Звуки, взлетая, кружатся метельно»
«…Падает лунный дробящийся свет…»
zhar


Падает лунная полночь
В лоно уснувших надежд.
Где-то, в груди, очень больно,
Дёрнулся нерв, как протест,

Против смирения тела
Перед зеркальным клише.
Нет для любви норм предела!
Годы кричат –«Неглиже!»

Ноты волшебной сонаты,
Молча, втекают в меня.
В чём мы с тобой виноваты,
Память о прошлом храня?!

Бледная дымка рассвета.
Тает...

Проблеснула лучем ранее утро,
Сквозняком прошумела мумий листва.
Еще настроение природы хмурое,
И хмуро зевает лесная братва...

Солнце выше встает и ярче картинка,
Все отчетливей тени рисуют пейзаж.
Выплывает в пространство туман-невидимка,
Дух лесного пространства,молочный мираж.

Льется он с темноты по широким равнинам,
Льется он с темноты в продолжение сна.
По оврагам бежит,по дремучим низинам,
Погружая в безмолвие все имена.

Как коварный вампир,бледный хищник природы...

Во мне спит ночь –
черноглазая птица, пустыня алмазных созвездий,
тонкий почерк луны на бледной озерной ткани.
Я холодом ранен.
Я взял себе в жены колючую бездну,
вектор вселенной из ниоткуда
и в никуда.
Вода
струится по венам,
вода дремучих ручьев,
плеск водопадов из слов
без пробелов.
Я выписал мелом
Млечным стрелу
на карте дорог.
Мне дорог каждый глоток
пьяного воздуха,
пока не взошел первый луч
пробужденья…

Свет воскресает из-под завала ночи, свет, распускающийся опалом
в разводах стеклянных иллюминаторов плывущего города. Асфальт искрится
дыханием талого снега, сгорбленной грудой февральского серого праха. Алое
утро вздымается железобетонным комом, бледная лунная пристань

смазана снежно-индиговым ветром голого неба. Аспиды ветвей,
прожженные холодом, нарезают паучью симфонию – тень многорукого Шивы.
Желудь солнца вспухает юным весенним огнем, пар золотой съедает глаза, брызги ключей...

Обглоданный усталостью маршрут осеннего прилива
сведет объятьем ржавым. Писать об осени весной –
бессонницы привычка, когда глазури лунной недосказанность клюет
застывший слиток глаз, и ветров черных грива
расчесана шершавым плеском лип. Фонарный зной
отравой бледной греет, астрологический серебряный налет
задекорировал небесной нефти море.
Писать о золоте в дыханье малахита –
примета расщепленного ядра нервозной памяти,
когда рассвет, налитый мышьяком, струну настроит
в венозность...

Камнем плывет по волнам пьяной музыки племя неоперившихся скверов.
Ржавые трубы сорванных связок весны, горький светильник утренней мяты,
скомканный воздух в свинцовых тонах, слезы слепого сновидца рассвета.
Преломленное прахом влажной земли ощущенье тяжелой свободы. Вата

туманных цветов, призрачных почек-рун узелки в атмосферной похлебке,
кафель дождливых надрезов. Остаться один на один с мечтою о ласковой смерти
в дионисийской траве, опасть аллергеном столбов тополиных в походку...

В изувеченном теле живёт изувеченный разум.
Моя неконтрастная плоть покрыта шрамами.
Я вцепляюсь, как кошка от страха, в сознание.
Оно бледное, несознательное и одноразовое!

Каждый волен делать то, что ему угодно.
Никто не является исключением.
Все сходят с ума от любой погоды.
Я схожу с ума каждый свой День Рождения...
...каждый день принимая за новый...

Да, я жалок, ничтожен; я бесполезен.
Только вы все боитесь, а мне вовсе не страшно
признаваться себе самому в этом
вместо того...

Отцветающая матовая скорбь вешнего ручья.
Городского воздуха хорал, искрящий лазуритом.
Гематитовым дыханьем обелиски трупные заводов
ловят взгляд – на нем – молчанье рун.

Солнца бледную ожившую креветку
встретит плачем, стоном первобытным
прошлогодняя зола травы.
Эликсир тепла обил подмостки. Сплюнь.

Тьфу-тьфу-тьфу – прокашляет вдогонку
ветер-ласточка сквозь магию Венеры,
расшвыряет пыль пятнистой яшмой
и присядет на плечо топазом

из созвездья Овна. Кровь пространства,
как...