Бич

Каменным монстром застыло время,
Всаднику точка опоры - стремя,
Власть облачила брюхо в бронежилет.
Мрак рассекают зигзаги молний,
Крик нарастает в морях безмолвий,
Слово - не пуля, защиты от слова нет.

Сор из избы выметают швабры,
Рыбам немым сушит ветер жабры,
Рты перекошены мукой от лютых бед.
В душах людей полыхает пламень,
Первым Иуда в нас бросил камень,
Ложь стала символом этих позорных лет.

Прими свой крест, Россия,
Неси и не роняй!
Сердца людей босые
Построже охраняй...

У зеркала стою, я в праздничном наряде,
Сегодня торжество, а на душе моей печаль,
Костюм бичом бьет больно милую свободу,
В тряпичной клетке взбунтовалась плоть моя.

К официальному дресс – коду я почтения не имею,
Я не чиновник, в депутатах никогда не состоял,
и не люблю людей, которые по улице разносят веру,
Костюм вратами у них служит в этот сладкий рай.

Единство брюк и пиджака, мне глубоко противны,
и без сомнений я снимаю траурный наряд.
Пойду я в джинсах, пусть меня осудят...

И встанут рабы с коленей,
И будут свободные люди,
И счастьем наполнится небо,
Над землей, где нависли тучи,

Где родина мытарем стала,
В карманы залезла вором,
где ложь почивает на лаврах,
а правда в цепях, взята измором.

Законы тут плети, бичуют больно,
К земле прижимая народ подневольный,
но ярость и гнев вспыхнут как спички,
навек выжигая рабства привычки.

И Фениксом взмоет свобода в небо,
Тяжелые цепи вмиг обрывая,
правдой она заблистает на солнце,
народу глаза широко...

Прощение, что чьё-то съел мясцо,
Не просит Васька-кот с довольной мордой,
Лощёный, с уважительной ленцой
Выходит на крыльцо собою гордый.
Не ведает котяра стыд и срам,
Пока хозяин где-то по делам.

Просить прощенье? Может, и простят,
Когда за пазухой не сыщут камень...
За этику скажу про поросят,
Что у кормушки трутся пятачками:
Одно из двух - иль сытым им лежать
Иль с голода как резаным визжать.

По всей земле, куда ни бросить взгляд,
Сплошь тюрьмы, резервации и зоны.
Не по...

За много лет, минувших с той поры,
Как был Афганистан покинут нами,
Кто спился, кто скололся, кто в тюрьме,
Кто под могильным холмиком уже.
Но лучшие, сильнейшие из нас
Несут и ныне Праведности знамя
И сохраняют преданность стране
В огнём облагороженной душе.

Нас бичевали двадцать лет подряд
Позора и бесчестия бичами,
И нищетой скосить пыталось нас
Столь падкое на падаль вороньё.
У злых чужие раны не горят,
И трусы нас клеймили палачами.
Как мученики первые Христа,
Мы скорбью...

Когда толпа бичами иссечёт
И, улюлюкая, затопчет пламя,
Меня мой рок опять к перу влечёт
И наделяет вновь двумя крылами.

И строки, недоступные толпе,
Рождаются неистово и страстно,
И снова в рост шагаю по тропе,
Которую узреть, и то опасно.

Прямая и безлюдная стезя,
Ведущая к погибели досрочной,
И счесть ступивших на неё нельзя,
Но забывать о них - обряд порочный.

Вы, люди, от поэтов далеки,
Как далека земная твердь от солнца,
И до чего ж попытки нелегки
Вам...

Объятая в пламень, в порхающем танце,
Тебя ли я вижу,-на вздохе немея.
Волною играет воздушное платье,
Теплом обжигает,но тронуть не смею.

Зомбирует вспышкой,блеск протуберанца,
Дыхание слышно,дыхание танца.
О,как же ты слепишь, восстание плазмы,
О,как ты прекрасна,-О,как ты опасна...

Сжигая сомнения гладишь лучами,
И лижешь и режешь своими бичами.
Да меркнет сознание в против стоянии,
Да впасть на колени пред силой сияния.

Объятая в пламень,галактик светило,
Да нет тебя ярче...

Не дорого ценю я громкие права,
От коих не одна кружится голова.
Я не ропщу о том, что отказали боги
Мне в сладкой участи оспоривать налоги
Или мешать царям друг с другом воевать;
И мало горя мне, свободно ли печать
Морочит олухов, иль чуткая цензура
В журнальных замыслах стесняет балагура.
Все это, видите ль, слова, слова, слова 1
Иные, лучшие, мне дороги права;
Иная, лучшая, потребна мне свобода:
Зависеть от царя, зависеть от народа —
Не все ли нам равно? Бог с ними...

До чего человек надрывается тяжко,
До чего по утрам невозможно вставать!
Я сегодня устал, как собачья упряжка,
Под бичом эскимоса влекущая кладь.

Всемогущий Господь не допустит уступок,
О смягчении вопль несомненно нелеп.
Кара всем на века за Адамов проступок –
В терпком поте лица добываемый хлеб.

За единственный грех по внушению беса –
Вековечный надрыв миллиардов людей.
Так какую расправу скрывает завеса
Тем, кто Бога позорил и жил как злодей?

Коль грехи бедняка велики словно...

По профессии я - цирковой.
По натуре я лев. Африканский.
Приручен. Но, клянусь головой,
Надоел произвол. Даже дамский.
Дрессировщица - дама в годах.
Я трехлетка. Ей где-то под тридцать.
Но ведет себя, словно звезда,
И пытается выглядеть львицей.
Я, признаться, легко завожусь,
У нее аппетитные формы,
Но вот запах такой - просто жуть:
Смесь парфюма, еды и поп-корна.
Этот запах способен убить
Вожделение всякого рода,
Как желание страстно любить,
Так и мысли о вкусе породы...