Беспокойная служба

Туда, где небо всегда чистое,
Где быть, не может туч на нём.
Устав от боли, уйду мыслью я,
Закатным, солнечным лучом.

Луч став, Последнею Тропою,
Душе, подарит путь в Закат.
И отсекая всё Земное,
Погаснет, дверь закрыв в назад.

И ночь, меня там не достанет,
Бессильна, в мире зорь она.
И сбросив, боли земной камень,
Я излечусь покоем сна.

Душе уставшей он наградой,
За беспокойный путь Земной.
За боль печали на дне взгляда,
За нрав — горячий, но не злой.

Туда, где небо...

Господь... зачем же ты создал меня такую...
Зачем... ты научил меня любить.
Зачем... ты дал судьбу мне непростую...
И словно кукловод так крепко держишь нить.

Господь... зачем же ты мне сердце дал такое...
Зачем... оно так беспокойно бьётся.
О если б знал ты... как хочу покоя...
О если б знал ты... как душа в безумии рвётся.

Господь... зачем... не научил меня смирению...
Зачем... дал сумасбродный нрав такой.
Я бьюсь... в тобой же выстроенных стенах...
И я по прежнему борюсь ещё с...

Корабликов сделаю тысячу,
Чтобы сердце унять беспокойное,
И все стихи твои выучу,
Чтоб рыдать, не читая историю.

Весь с головой укутаюсь
В крылья твоих пегасов.
Может быть каплей мудрости,
Иль копытами мне воздастся.

Когда ещё раз потрогаю,
Не стану тянуть я время,
Петлять полевыми дорогами
Краснея от слова "семя".

Мы по жизни своей всё куда-то плывём неспеша,
На своих кораблях, иногда под названием странным,
И не спит по ночам, и тоскует бродяжья душа
По нехоженым тропам и дальним таинственным странам.

Там от бед и тоски закрывает невидимый зонт,
На зелёной волне блики солнца играют по борту,
И, подняв паруса, мы ведём корабли к горизонту,
За которым опять полосою лежит горизонт.

И так будет всегда, на фарватере тайны круша,
Мы, порвав паруса, будем новые шить бесконечно.
А ночами не спит...

Мы стоим у моста,
под серебряной аркой дождя.
Тает гулкое эхо грозы
над свинцовой дорогой.
Отголоском фламенко
листва проскользнёт,
и сорвётся душа,
сквозь созвездья ручьёв,
в беспокойную мутную воду.

И над влагой пшеничных волос,
над туманом промокших ресниц
растворится небесный пейзаж,
словно сода в бокале.
Тонет лето в глазах,
и глаза опускаются вниз,
будто отблеск вечерней зари,
ускользнувший по краю.

У моста,
под серебряной аркой дождя
тает гулкое эхо грозы,
ветер...

Березы лист и лист кленовый,
Оттенком охры красит лес.
И в череде контраст еловый,
Мешаясь вглубь, совсем пунцовый,
К обычной логике вразрез.

Игрой мелькая, прикасаясь,
Где красный с неба синевой.
Смешаться искренне пытаясь,
Огнем живым почти являясь,
К черте стремится роковой.

Осенний крик. Как не оглохнуть,
Не в силах развернуться вспять.
Лишь в изумлении кратко охнуть,
В ознобе, после, малость вздрогнуть,
В спех ощущением уравнять.

Вот камень тот краеугольный,
Что циклом...

Всё движется и всё ж стоит на месте,
Закрыла небо тучи мгла.
Ворона каркнет, предвещая вести,
Вильнув дорога, снова вверх пошла.

Основа жизни всей — энергия движений,
Не все они, сдвигают с мест телА.
В года, стекают капельки мгновений,
На месте тело — жизнь в них утекла.

Дум обо всём, во мне движение,
Но я застыл на месте, роста нет.
И буйством мысли, снова до кипения,
Ум беспокойный, быстро разогрет.

А выкипев, ум мыслить начнёт вяло,
И лишь в душе, жить будет пыл страстей...

Серый ветер вдали, мокрый снег на висках,
мёртвый свет под свинцовым куполом неба,
беспокойное солнце скользит, как лиса
между глиной осин и берёзовым мелом.

Здесь тебе остаётся всего пара строк
в чёрно-белой февральской тоске бездорожья,
их допишет закат сквозь растаявший смог,
и холодная ночь тишину подытожит.

Не ведает стадо овец,
Забот беспокойных сердец.
Не ведает мысли мучений,
Терзаний принятий решений.
Ведёт овец ум вожаков,
Да окрик и плеть пастухов.

И тот, кто боится вопросов,
Овце уподобится просто.
Ему, над ним, нужен вожак,
В пути — разрешающий знак.
Он мыслью ленивою вял,
А духом — бессилен и мал.

Плыть легче всегда по течению,
Отдавшись событий велению.
Но мир, выбирая цель людям,
Лишать воли духа их будет.
И им ненавистна борьба,
Ведь в них дух и сердце раба.

Идут...

Январь – мужик, одетый как невеста,
А может воин в белом кимоно?
Но как-то всё нелепо и смешно,
И белое ему совсем не к месту.
Не телевизор я смотрю – окно;
Там тоже чёрно-белое кино.

Я телом здесь, но вылезла душа
Из тела, как из ношенного платья,
И вьюга, как по умершей заплача,
Уже не понимает ни шиша,
Что я уже готова сделать шаг,
Чтобы упасть… в январские объятья.

И вот, я поднялась почти до неба,
Вот подоконник под моей ногой,
Я словно на вершине снеговой
Горы в пять...