Беседовать

Были лучше полночи? Не помню я…
Что ж, пора снимать уху с огня!
Не в накладе мы, - котёл наполнила
Щедрою рукой своей тоня.
В двух шагах от нас, под звёздным небом,
Врезанные в чернь ночной реки,
Рядом с туго выгнувшимся неводом
Курят деловито рыбаки.
Курят. Лица бронзовым отсвечивают.
Вспыхивают спички. Ну, а мы
Дым костра, а, может, дым Отечества
Вновь и вновь вдыхаем среди тьмы.
Ночь низовья, тёплая, осенняя
Лодкою скользит меж берегов
С нашею негромкою беседою,
С тихим...

Бессменный кактус как-то раз
На интереснейшие темы
Беседовал с гитарой бас,
Которой до беспамятства

Вибрацией звучания
Ласкал иголки кактуса
Отчаяние, могло лишь слышится
Во фразах полемиста

Ведь только звонкое молчание
Из уст четырёхструнного артиста
С ума сводило колючего безлиста,
Молчание…
Молчание…
Лишь звонкое Молчание…

Темень… лишь несколько окон
Тускло мигают в ночи…
Стих шумный гул, мыслей рокот,
Город усталый молчит…

Спит муравейник, и ветер
Ночью свободен и нежен…
Глаз фонаря жёлто светит,
Тень электричеством тешит…

Тихо струятся беседы
Листьев, прохладою букв…
В пол золотого, монетой,
Дремлет Луны полукруг…

На фиолетовый бархат,
Звёзды рассыпав игриво,
Тайные планы на завтрак
День нам готовят, красивый…

Задумайтесь люди, зачем нам война?
Смердящая стерва всегда голодна.
И благо добра, процветанье покой,
Она забирает костлявой рукой.

Солидные дяди гордыни полны,
Решают за все населенье страны,
И мудрости вечной, любви вопреки,
Натурой своей драчуны - мужики.

При громкой беседе все выше тона,
А если руками, то та же война.
Не лучше ль подумать и тише сказать,
Чем рукоприкладство себе позволять.

Не можешь, не хочешь, все взвесив, понять,
Зачем же к убийству народ...

Когда все в мире так старо,
Желаньем страстным не сгорая
Душою вырваться из рая,
Не стоит браться за перо,
Себя на муки обрекая.

Но муки мукам не сродни...
Есть муки сладкие, - признаюсь!
Когда останетесь одни,
От мира вы уединяясь,
Благословите эти дни...

О, сколько будет вам мороки
В беседах с музой взаперти...
Не раз, устав от вечной склоки,
Познав сокрытые пороки,
Вы попытаетесь уйти.

И вдруг, в последнее мгновенье,
Уж примирившись с "не могу",
Придет нежданно озаренье...

Сегодня бал, в огнях весь дом
Подъехали кареты
Шампанское укрыто льдом
И слуги приодеты

Вплывают дамы, всех слепят
Бриллианты и сапфиры
Надеты модные шарфы
На оголенных спинах

Везде банты и кружева
Мелькают эполеты
И знатоки Парижских мод
В новинки разодеты

Зал весь в свечах и зеркалах
Хрустальный звон бокалов
Хозяин дома объявил
Раздолию начало

Мазурки музыка звучит
Её сменяют вальсы
Никто веселья не отверг
И скучным не остался

И лишь седые генералы
Не бросили...

Бабушки с мамой, вернувшись нах Хаузе,
Подслушал невольно беседу их сын:
-Был бы отец… (вздох и долгая пауза) –
Рос бы другим, не таким озорным.

-Был бы отец? Ну, а где ж его взять-то?
Наших мужчин покосила война.
Те, что остались – в семейных объятьях.
У каждого – дети свои и жена.

-Что мне отец? – думал позже мальчишка,
Лёжа в постели, смотря в темноту. –
Где он? Зачем возникает, как вспышка,
В снах? Почему без него я расту?

Будет мальчишка с обидой недетскою
Долго...

Как лицо высекают из мрамора,
Высекаю в душе я тебя,
Не получится – сделаю заново,
Все ненужное удаля.

И другие меня не излечивают,
Хоть беседы ведут изящно.
Жизнь моя без тебя обесцвечена,
Без тебя она глупо потрачена.

Без тебя она горько изношена,
Быстро пройдена, грустно проспорена.
Мой ненайденный стал моей ношею,
Стал тропою моей непроторенной.

Кафешка – очень тихое местечко,
Странное названье - «Якитория»,
В глаза палю я за словцом словечко,
Можно всё - нейтральна территория.

Летят слова, как выстрел – кратко, ясно.
Метнула. Вдох-выдох, как перезаряд,
Я ухожу, устала я ужасно.
Свет неяркий и кофейный аромат

С горчинкой, как и вся наша беседа.
Да, вопросов много у тебя сейчас,
Но не сумел сберечь ты первоцвета,
И пора платить. Настал расчетный час.

Не надо слов. Довольно. Бесполезно.
Не могу я больше тратить так года...

Не танцуют листья в листопаде,
А прилипли листики к асфальту;
Тихий дождь шептал Упанишады,
Гром не забивал пенальти.

Мы под зонтиком одним с подружкой,
Нежненько беседуя, идем;
Я ее целую в щечку, в ушко,
Глазки загораются огнем.

Петербург вечерний – древний ящер,
Сам в себе бытийствует движеньем.
Увековечил в бронзе пращур
Свой порыв души, стремленье.

Ну а мы с моей сердешной
Вдрызг, как цуцики, продрогли.
Завернем тут на углу в кафешку,
И под столиком сплетаем ноги...