Берёз

Свободной Франции душа
В арабских опиумных ласках,
В притонах, в танцах, в сказках,
Да и в провинции Шампань
Не обнаружила веселья –
Эксперты были дрянь.

Французский дух, помощник галлов,
Арабам местным разрешил
Провинции своей страны взломать
На части, камеры, на клети и на жилах,
На ремнях, в подвале и в карете
Убить ростовщика.

Российский Александр, полуорёл,
Хотя и выиграл войну,
Хотя героем слыл 12-го года,
Российскую Наташу заколол ножом,
А в жёны взял какую-то...

Между сердца ударами,
Я застрял и мне плохо.
Словно в щЕли меж скалами,
Я меж выдохом-вздохом.

Во мне время застыло,
И уже не бежит.
Серым небом уныло,
В душу осень глядит.

Осень поздняя — холод,
Дождь со снегом идёт.
На ветру мёрзнет город,
В лужах коркою лёд.

Осень, поздняя осень,
Время зябких берёз.
За ночь инея проседь,
Подарил им мороз.

Клён уже не кудрявый,
Без листвы между них.
Осень, осень настала,
Холодов время злых...
Марковцев Ю.

Точки и тире
Осенней шифрограммы
На стволах берёз.

Кто меня окликнет, коль уйду я?
Кто осилит тягостный обман?
Скажет: "Буду помнить..." И тоскуя
Прикоснётся к каменным губам.

Кто забыл и вычеркнул как слово
Моё имя? Я того прощу...
Коль не быть среди друзей мне снова,-
Вечной музыки у них я попрошу.

Спойте братцы, спойте Лакримозу,
Ту, что на кусочки сердце рвёт!
На могиле положите розу
Глорию, что у окна растёт.

Распахните небо надо мною.
Слов не надо,(охладел я к ним).
Боль утрат восполните...

Прошит окоём
Как белыми нитками
Стволами берёз.

Дыши, древняя память ютится тишью безбрежного первозданного леса, океанами зелени;
сосновыми склонами гор Аркадии; густыми вязами и каштанами севера Апеннин;
одиночеством, тьмой и молчаньем Герцинского леса к востоку от Рейна;
кипарисами в святилище Эскулапа; древесными демонами и могилами
с вечнозелёными соснами и кипарисами в Поднебесной; бракосочетаньем
дерева Манго с жасмином в индийских садах; жертвенными пирогами
и винами на грудах камней в Корее; душами мёртвых предков в деревьях...

Ах зачем стороною холодной,
Повернулся ко мне мир опять.
На дворе третий день непогода,
Рассерчала на нас Земля-мать.

Нет тепла ни в погоде, ни в жизни,
Его выгнал трескучий мороз.
Тишина и в лесу птиц не слышно,
Побелил иней ветви берёз.

А ветра дуют с севера только,
Троп, под снегом, в лесу не видать.
В речке воду лёд скрыл толстой коркой,
И трудней под ним рыбам дышать.

Поселился в душе моей холод,
И на сердце моём льда кусок.
Оно бьёт изнутри грудь как молот,
И боль...

В тумане её ладоней – огонь подвенечного платья осени
тает проседью линии жизни, манит беспечную влагу дождя,
плавит закатное золото, стонет от жажды, и просит
прелого воздуха листопада, толику яда, зажатого

под язычком пылевидного неба... Голое поле светит
девственным ветром, медью пресной травы, голодом
солнца и шелковидным пеплом – светит в рассвет
её полусонного взгляда… В её невольной боли –

гранатовый сумрак, холодная ванна серебряной рощи
с разбитым стеклом берёз, прилив...

Я брожу одна среди берёз,
Росами испитого тумана.
Вот вспорхнула стайка белых грёз,
Вот - другая, алая с кармана.

А вокруг нежнейше благодать.
Белые пушистые овечки,
Затемняя солнечную прядь,
Уносили прожитым колечки.

Брызнула бескрайней бирюза.
Унесло вниманье океаном.
Там мои бездонные глаза,
Тут мои безмолвием желанья.

И бродя по берегу, в песках.,
Говоря с ветрами на просторе,
Улыбнулась в солнечный закат
Пятилетья, отданного Слову.

Больше нет построчия-шагов:
Пуст...

Стою у старенькой избы,
Где дух столетий бродит.
Из покосившейся трубы,
Клубясь,тепло исходит.

Нет,рано нам за упокой
Жечь по Державе свечки,
Пока ещё горит огонь
В заветной русской печке.

Глотая запах от берёз,
Молчанья не нарушу...
И дым Отечества до слёз
Мне пробирает душу .