Белый голубь

В небе высоком, чистом
Словно нежные птицы рая
Вились два голубя низко,
То падая, то взлетая.
И будто малые дети
Они резвились играя
Ничто не могло быть лучше на свете
Для этих птичек из рая...
Но в чем же секрет их счастья?
И что им нужно для рая?
Им не помеха ненастье
И трудность,и боль любая.
Они за все друг за друга в ответе,
Их направляет любовь неземная,
И рады они, что вместе
Двебелые птички из рая!

Она над Ним воркует,
Кружит и целует,
Крошку лучшую найдет
И Ему ее дает.

Он заботу принимает,
Гордо перья поднимает,
Так не каждому везет:
Знает,что любовь спасет!!

Пара серых голубей
Так похожа на людей!..

Я людям чужд и мало верю
Я добродетели земной:
Иною мерой жизнь я мерю,
Иной, бесцельной красотой.

Я верю только в голубую
Недосягаемую твердь.
Всегда единую, простую
И непонятную, как смерть.

О, небо, дай мне быть прекрасным,
К земле сходящим с высоты,
И лучезарным, и бесстрастным,
И всеобъемлющим, как ты.

Как по прошлому сердце стенает,
О былая моя весна!
Кто-то горько меня поминает,
И обитель моя тесна.

Потекли человечьи потоки
Над осенней сырой листвой,
И лились с языков кривотолки
Обо мне уже неживой.

Погребенной под слез океаном,
Лишних слов и ненужных фраз, -
Мне б проплыть голубым туманом
Под балконом твоим хоть раз.

Свечение голубого –
инкогнито, чувственно, холодно невозмутимо,
в единстве цвета и линий,
словно пульсируя монотонным ритмом Парижа,
в феерии и крушении иллюзий реального мира.
Свечение голубого –
в арабесках жилистых шей, напряжённых локтей и спин.
Потаенная сладость, вскрытая глазом
через замочную скважину –
там мерцание девственных красок, противоборство света и тени,
синий перетекающий в изумрудный,
вслед утомлённой грации
рядовых, повседневных богинь балета, что единым целым...

Краской голубою,
Ставни дома крашены.
В нём судьбой одною,
Стали судьбы наши.

Город на Ишиме,
Мы родным зовём.
Где бы мы не жили,
Помним мы о нём.

Облик и название,
Стал его иным.
Но он нам не станет,
От того чужим.

Новая эпоха,
И другим мир стал.
Жить не стал я плохо,
Просто чуть устал.

С голубыми ставнями,
Сломан давно дом.
Вместе — и не станем мы,
Горевать о том.
Марковцев Ю.

Много нас на Земле, на планете,
Много нас человеков-людей.
Мы её непослушные дети,
Безобразим и гадим на ней.

Мы на ней беспрырывно воюем,
Что-то делим всегда меж собой.
Забывая о том что мы люди,
Зверю власть в нас даём над душой.

Много в нас — очень много пороков!
Ищем в Знании силу убить.
И не любим меж нами пророков,
Нам скотами, мещающих быть.

Тех кто нам, позабыв осторожность,
Рассказал о виденьях своих.
Мы предав, если будет возможность,
После, к лону причислим святых...

Фриз горизонта прорастает
глазурью льда;
курган восхода
бросает тень на знак дорожный
луны; и дюны первоснега
играют жемчугом зеркальным,
пока заплывшим воском глаз
ночь продлеваешь, сколько можешь;
и неба голубой топаз
кристаллизует облака,
прозрачным соком заливая
барочную лепнину крыш
в остроконечниках сосулек;
и время тянешь мизансценой
с подмостков смерти, как со дна
морских кремнистых отложений;
струится солью снег, храня
осенних слёз огонь и пемзу;
прохладный свет...

В детской книжке на страничке
СОЙКЕ встретилась СИНИЧКА.

- Как же так, - спросила птица, -
Ты же "СИНЯЯ СИНИЦА",
А лишь хвостик чуть-чуть синий…
Лоб и щеки – словно иней,
Грудка будто золотая –
Ты какая-то цветная…
Мне вот цвет достался с детства, –
Голубой он по наследству.

- Синь-синь-синь, - в ответ малышка
Ей пропела в детской книжке,-
Ребятишкам для раскраски
Не хватило синей краски.

Лети, мой Голубь, к сердцу Украины,
Не утомится весь твой путь крыло,
Чтоб мир славянский снова стал единым,
Несокрушимым всем врагам назло!

Простите дед мой и отец, недоглядели,
Простите, не пришедшие с войны.
Как сквозь послевоенный эпителий
Короста выросла коричневой чумы.

И черный дым глаза и разум застит,
То Люцифер,под маской скрыв личину,
По трупам и крови стремится к власти,
Фашистских свастик вяжет паутину.

Печёрской Лавры древние святыни
Хранили Русь в лихие времена...