Белые дороги

на зимней дороге
сухие иголки
прошлогодних елок

В белой башне без трубы дымовой
Поселился бедолага Домовой.
Нет, чтоб в доме поселиться, иль в хатёнке
На печи лежать, ласкаючи котёнка!
Неуютно на семи ветрах в той башне,
От простуды не избавиться, от кашля.
Дует в ус и в бородёнке греет руки -
И за что ему, скажите, эти муки?
Ну, сварганьте печь с трубой дымовой:
Вам сторицею воздаст Домовой!

Застывший черно-белый свет,
Без полутонов, без гротесков,
В палитре только «да» и «нет»,
Здесь каждый шаг очерчен резко.

Бескомпромиссность, жесткий плен
Без права на короткий роздых,
Ловушка из бетонных стен,
Удушливый, застойный воздух.

Приказ, команда, окрик, свист,
Тиски, ограничения, препоны,
Ты в них – слепой эквилибрист.
Неверный шаг – погост, вороны.

В дупле, где обитает белый червь
Мне довелось гостить однажды.
Большая честь, ты мне поверь,
Туда не приглашают дважды.

Владелец древних паутин,
Властитель страшных превращений,
Меня он чаем угостил
И записал рецепт печений.

Он мне раскрыл зачем живет,
Такая тварь, как я на свете,
Печенья сладкие жует
И ни за что при этом
ни в ответе.

Так вот, живу я для того,
Чтоб он меня однажды скушал.
И стою только одного:
В сырой земле лежать поглубже.

Какой изысканный кураж,
Какая...

Когда душа из горла вылетает
И засыпает белые листы,
Вдруг чуешь ты, что над тобой летает
Счастливый ангел Вечной Красоты.

Невидим он, но ты его дыханье
Хватаешь кожей теплого лица,
А он твоими увлечен стихами,
И их прочтет до самого конца.

Потом тебя он одного оставит
И улетит куда-нибудь еще,
Но кажется тебе, что слышал "Браво!"
И трогало крыло твое плечо.

Вдоль дороги деревья,
Алеет заря в комьях снега.
Под вчерашней метелью
Укрылся припудренный мох.
Тихой грустью в глазах
Отражается ранняя нега.
Взмах далекой руки,
И прощальный отчаянный вздох.
Все забудется скоро.
Но утренний розовый иней
Память будет тревожить,
Как песня в эфире про нас.
Даже знать не хочу
Направленье судьбы моей линий.
Лишь дорога на сердце,
И сердце в дороге сейчас.

Отгуляло век раздолье
Звонкой сыпью медяков,
Ограничилось застолье
Тройкой рюмок, парой слов.

Я пьянею от тревоги,
И сгораю от тоски…
Где кончаются дороги,
Там кончаются стихи.

Заблудилось вдохновенье
В лабиринтных чудесах,
Встрепенулось на мгновенье
И застыло на устах.

Жизнь названий не имеет,
Смерть конкретна и проста –
Всё, что рву, никто не склеит…
Нет пера и нет листа!

Как иглою в шар воздушный,
Как ногой в открытый люк –
Тонет парус непослушный,
И никто не бросит...

На белом свете жил чудак,
Не важно сколько, важно как.
Его талантам нет предела,
Но жизнь его, увы, сгорела.

И ветер пепел тот разнес,
Таланты он в себе унес.
Он не оставил в жизни следа,
Он как гурман, но без обеда,
Он как орел, лишь крыльев нет,
Быть может скажут – он поэт.

Есть в русском перроне
Бездонное пьянство
Безмерная ругань,
Безмозглое чванство…

Есть также немного
Прилипших жевачек,
Окурков, бутылок,
Бабулек на лавке…

Рабочих-таджиков,
И дырок в платформе,
Бесхозные сумки,
И несколько в форме.

Сидели, ругаясь,
На лавке два типа,
А рядом сидел…
В белоснежном костюме!

И белые туфли его
Становились
На грязный перрон…
И сердце сжималось!

И был в его взгляде –
Таком изумрудном,
Немного печальном,
Немного уютном
Бледнеющий...

Я в небе белых облаков
Ищу спасенья от врагов.
Я мрак,
Я страх чужих падений.

В стране безликих городов
Полуразрушенных мостов
Я прах,
Я тень невидимых сомнений.

Кровь от тугих стальных оков
Течёт меж разных берегов.
Я зло,
Я ложь людских признаний.

Домой не тянет тёплый кров,
Там не найти моих следов.
Я крик,
Я боль чужих страданий.

Иду на еле уловимый зов
Меж джунглей каменных домов.
Я лень,
Источник всех незнаний.

В обмане сладострастных снов...