Бело-сине-красных

Конец февраля, дождь в окно,
Мы с тобою – одно.
В этом городе полгода нет солнца,
Серое небо и не хватает неги.
Мы не рифмуем «слезы и розы»,
Между нами - десятилетия, морозы
И стена, и разлук полотно.
Только сколько б веков и где не прошло,
Мы с тобою – одно.
Я вижу узкую улицу из брусчатки, вьющуюся вверх,
Ночью в доме светит теплым только твое окно,
И я быстрым шагом иду по ней.
Ты знаешь, я вижу в прожилках камень,
Булыжник на мостовой, он подо мною тает,
Он плачет, потому что...

Super vestem meam miserunt sortem.
(На моём одеянии гадали о будущем)

Сквозь все послания на север неба
Переводи, сумеешь если...
Красный мак рассыпает черное семя...
Черное семя прорастает красным маком.
Так поет голос, истончаясь, покинув стерегущих сады.
В листаниях памяти Литания пройдет разутыми ступнями,
По таинству твоих страниц.
Смотри, она, как бабочка, летит сквозь твои узкие ладони,
Беря тебя в пленительные скобки...
Отдав царю то, чем должны владеть цари.
Окрашивая...

слепой придворный музыкант
играет скрипичное рондо
для печальной покинутой королевы
разоренных владений безвластных
изнывает непроглядной тоскою
одинокая ночь бесконечная

в тронном зале глубинный полумрак
отраженная гулкость мраморных плит
лишь трепещут вьющимися переливами
желтые языки пламени свечного
огненными лентами
из тьмы выхватывая
образы на старинных картинах
их рам позолоту
бархат тяжелых гардин
стальной холодок оружия
развешанного на стенах
смертоносными лезвиями...

я замыкаю круг событий
отделяясь сам от себя
бусиной полнолуния
вишу в резонансах космоса
на паутине переменчивых мыслей
красной ленточкой
вплетаемой
в косы времени

и слышу как молятся огнем
оплавленные опиумные свечи
в опустевшем храме неизбежности
где внутри ночных зеркал
протекает скрытая жизнь
поглощая демонов тьмы
из заблудших душ

переливается черным перламутром
магическое небо с розовыми прожилками
безветрие и безмолвие трав
шорохи и призрачные зеленые огоньки...

не грусти по утру...
ты глаза распахни
пред тобой вся в цвету
яблоня красная...

не грусти по утру...
ты в раю, ты в раю..
солнца луч упадет
на твою буйну-голову...

не грусти по утру...
улыбнись на ветру
посмотри за окно
там светло и свежо...

не грусти по утру...
на себя посмотри
не найти на беду
как и ты романтика...

не грусти по утру...
ты печаль отпусти
загадай ты мечту
на заре засветло...

не грусти по утру...
соловьи напоют
распахнулась душа
словно лебедь...

Мне бы только теперь до конца не раскрыться...
В этом туманном трепете…
на бумаге с сиреневым фоном,
внутренность птицы
- ночное-небо
ОГРОМНОЕ
разлилось океаном

и глазами бесстыдно
глядеть в окна Венеры
где Морфей
открывает створки дверей
а Дэвид Линч
преждевременно
раздвигает красные шторы
вовнутрь
сливаюсь
с летящим навстречу светилом
сладко
и странно светом дышать.
безмерно
глотать тишину
и мраморный
холод
одновременно

Любила красные цветы, красивый, модный взгляд.
Никто и не поймёт её наряд.
Жила как будто для себя, но нет.
Никто и не поймёт её запрет.
Кусочками жизнь разбивалась на части.
Одно за другим, потому что несчастье.
Красивый наряд, но не для неё.
Кто в жизни не смертен, тот и не чё.
Когда всё идёт своим чередом.
Её вызывает таинственный дом.
Который зовёт туда далеко.
Куда кто живёт и боится сказать.
Который прям выше и есть высоко.
При виде его все должны, прям дрожать.
Она не идет...

живые…
…сумерки образуют подобие рта
они говорят голосами из чужих голов
их полифония сливается в хор происшествий
в красном мареве обнимаются изваяния
кутаясь обрывками видений довоенных городов

голоса…
…вызнают затаенные злаки
до откровения обнаженные мысли окружающих
развесились как висячие сады семирамиды
и ползут по стене искривленные тени
я отсчитываю время до окончательной мутации

в телефонном шнуре…
…длинный изгиб коридоров и измерений
на каталке везут больного два...

Я люблю этот город за распутье дорог,
За неверных мужчин и преданных женщин,
За негромкий, чуть слышный ночной монолог,
Доносящийся с уличных трещин.

Я люблю эту осень за чудные дни,
За дождливый октябрь, за ненастье,
Желто-красные листья – кружáтся они,
И, наверное, в этом есть счастье.

Я люблю всех врагов, тех, что есть у меня,
Я желаю быть им добрее,
Осуждать и ругать – это цель не моя,
Пусть становится недруг мудрее.

Я люблю свою мать за родство наших душ,
И другой никакой...

Рукой коснуться неба я хочу,
Ладонью провести по облакам пушистым,
Поймать за гриву ветер быстрый.
И мчаться на закат,
Чтобы успеть за солнцем красным,
За горизонт прекрасный.
Найти перо жар-птицы,
И не возвращаться никогда.