Бедное одеяние

Не каждый умеет петь,
Не каждому дано яблоком
Падать к чужим ногам.

Сие есть самая великая исповедь,
Которой исповедуется хулиган.

Я нарочно иду нечёсаным,
С головой, как керосиновая лампа, на плечах.
Ваших душ безлиственную осень
Мне нравится в потёмках освещать.
Мне нравится, когда каменья брани
Летят в меня, как град рыгающей грозы.
Я только крепче жму тогда руками
Моих волос качнувшийся пузырь.

Так хорошо тогда мне вспоминать
Заросший пруд и хриплый звон...

Он был жалок, убог, печален.

Часто кашлял и шмыгал носом.

"Дурачок" — ему вслед шептали

Все подряд, и глядели косо.

Делал вид, что не обижался,

Был приветлив, учтив, радушен.

Притворялся, и улыбался,

Пропуская смешки сквозь уши.

"Смейтесь! — мыслил. — Смотрите сверху!

Я вас выше! Уж я-то знаю!

Ваш удел — мерить вашей меркой!

И за это я вас прощаю!"

Он бродил, незаметной мышкой,

В переулках, где меньше шума,

Спрятан в серенькое пальтишко,

Весь утоплен...

«Бунт Pussy Riot» и падать
Дальше некуда, продать
Как просто душу и не заметить!
Разгул разврата, «бунт совести», сквозит!

За святотатство два года огласил,
Народный суд, а кто б ни бросил
Камень в «Pussy Riot»?! Известность
Через подлость и подлог, и мерзость,

И «жертвы политические», и «заложники»
Они страны России, и бедные, и сколь «писаки»
Истратили бумаги, чтоб перлы «слякоти»,

Кропать, чтобы бездарность прославлять?!
А слава тухлая, фарс похоти, трубят...

Зеленый свет окрашен красным,
Застопорил проезд затор,
А дальше было все ужасно,
Открылся ,некий, коридор.

Таксист на черной иномарке,
Взлетел ударом об бордюр.
Везла сметану пассажирка,
Испачкав новенький велюр.

Ударом бампера ломают,
На тротуаре строгий знак.
И ,вскоре, все уже узнают,
Пробит в порыве бензобак.

А следом ехал трал с прицепом,
Он весь обзор собой затмил,
Шафер выкручивает слепо,
Потом, почесывает репу,
По встречке бумер новый сбил.

На перекрестке...

Кружась в безоблачном просторе,
На перепутье двух миров,
Рвалась душа скорей на волю
Из джунглей каменных домов.
Путь пролегал через равнины,
По кронам девственных лесов,
Через оазисы пустыни
И вдоль скалистых берегов.
Она искала врата рая,
Мир покаянья и любви,
Свобода разума, сознанья,
Край первозданной красоты.
Душа молилась перед Богом:
«- Грешна, Всевышний, пред тобой,
Но по предписанным законам
Жила, неся свой крест с собой.
Да, были в жизни и ошибки,
Лукавый звал с ним на...

Снег идет большим валежником,
Рассыпаясь по земле,
И берёзка призадумалась,
В белоснежной тишине.

Запорошило туманами,
И вдали еле видны,
В золотистом одеянии
Алы кончики зари.

1
Прежде чем в дом
войдешь, все входы
ты осмотри,
ты огляди,-
ибо как знать,
в этом жилище
недругов нет ли.

2
Дающим привет!
Гость появился!
Где место найдет он?
Торопится тот,
кто хотел бы скорей
у огня отогреться.

3
Дорог огонь
тому, кто с дороги,
чьи застыли колени;
в еде и одежде
нуждается странник
в горных краях.

4
Гостю вода
нужна и ручник,
приглашенье учтивое,
надо приветливо
речь повести
и выслушать гостя.

5
Ум надобен тем,
кто далёко забрел...

Сгустилась тишина,
Как сумрак русской ночи!
Вошла Она – мой Дант,
В одежды нежности одетый.
Расцвел бутон Огня на сцене.
Скрестилися Лучи (чёт и не чёт), как шпаги,
Пролив торжественный аккорд Любви Небесной.
Вот Голос зазвучал Её,
Сиянья полон Он.
И золотилось Слово,
Что новый Дант Сказал,
И был Он в Женском платье,
Черном, как ночь, златыми звездами расшитым.
Так Рок Судьбы распорядился,
Так Орион решил и Сириус возжелал.
Свершилось то, чего желала древняя Нефрит,
Преемница...

Подаренная снегопадом грусть, ложилась плавными изгибами часами,
Прикосновениями снежинок обещаний, плела узоры из зеркальности мечтаний.
На белоснежном покрывале одеяний, из льдинок собрала дворец признаний,
Холодными ветрами расстояний, звала за край, за берега сознаний.
Подаренная снегопадом грусть, скользила, как по обнажённой коже,
Губам шептала мысли всех прохожих, стремясь увлечь к неповторимой ложе.
Сверкая звёздами хрустальными ночами, разыгрывала драмы и печали,
Снегами закрывая...

Таит безмолвие дорога
Средь перекошенных крестов.
Церквей, обрядов и постов,
И в святости своей убога.

Лишь редкий путник, утомясь,
Устало сбросит одеянье,
Страданий, боли и изгнанья,
Сомнением своим томясь.

И тело впитывает свежесть,
От заблуждений свободясь,
Бледнея, плача и смеясь,
Прозрения преступит межи.

Бесцельность пройденных дорог,
Давит бесплодностью усилий,
Болезней, воин и насилий,
Что мир, согнувшись, занемог.

Бездарность веры, убеждений,
Насильно...