Армейский юмор

В биении сердца я слышу слова,
В биении тихом и страстном.
Является новая следом строфа;
Она говорит о прекрасном:

О том, как уведел впервые тебя,
В сознании был я неясном;
Лечила, спасала больного меня -
- состояние было опасным.

И вновь высекает движеньем
Строну на белой бумаге.
Я внейнапишу опять про тебя,
Сердца девичьего ради.

Чем больше лет, тем ближе гроб, однако...,
иль Крематорий ( В общем, я за это Заведение... ),
поскольку вовсе не хочу, чтоб в наслаждении смака,
меня какой-то червь жевал! Возможно, у других иное мнение...

Чем больше лет, как ни крути, но жизни меньше, всё же...
И, поневоле, внутрь себя, стремится мрачноватый взгляд...-
Досада ль там ( здесь, о душе... )? В сомнениях, ведь негоже,
встречать чертей в объятиях, без числа, в их нагловатости, отряд...

Чем больше лет, короче всё...

Случилось, что к Ницше в больницу
Пришлёпал испуганный Кант,
И вместо того, чтобы в Ницце,
К Фридриху вышел болван.

Вы только представьте мой милый,
Смущаясь сказал Мануил,
Меня мудреца со всей силы
Мой стул кулаками избил.

Теперь же философ в прихожей,
Стоял ни в себе, ни тебе
Гер Ницше смеялся:"Похоже,
Ваш стул-это вещь не в себе!"

Протухла котлета,
Протухла поджарка.
Потому что – лето,
Потому что – жарко!

Стало чуть прохладно,
Солнце быстро тухнет.
Ну, и пусть, и ладно,
Мясо не протухнет…

Негативные программы переходят, как зараза.
Осудил за зло соседа- и программу слопал сразу.
Эпидемией охвачен всяк, от мала до велика.
Видим мы в глазах соринки, своего бревна не видя.
Негативные программы, словно радиопомехи,
Как гипноз, контроль сознанья отключают на потеху.
Тела нашего ментала, как источено червями-
Негативные программы ходят скрытыми ходами.
Чтоб от них освободиться, я их выловить пытаюсь.
Иногда в своем ментале на их след я натыкаюсь.
Это противостояние не одной...

Над селом родимым
Синь, да бирюза
У моей любимой
Ясные глаза

Длинные ресницы
У девицы той
Ветерок резвится
С русою косой

Рожь не колосится
Рано ей - не срок,
Стану псом стелиться
Возле женских ног

Оближу лодыжки
Тихо прикушу
Сквозняком в подмышки
После поспешу

Холодком воздушным
Пыл уйму, жару
Станет мне послушной
Рано поутру

И промолвит тихо
Оголив плечо
- Что-то мне не лихо,
Хочется ещё.

Солнце разордеется
Покраснеет дол
К ней бесстыжей змейкой...

Ты брат, хоть и большой как шкаф,
Но антресоль твоя пуста,
И хоть силён как Голиаф,
Но глуп и это не спроста.

Людей ты судишь по себе,
И мыслишь мнимо, что умён.
Нет разума-сидишь в дерме,
Заумным видом наделён.

Философ с юморным уклоном,
Наглец и хам к тому ж невежда,
О людях судишь не законно,
Тупой же сам, но есть надежда,

На то, что станешь наконец,
Разумным не на слово,
Ведь ты порядочный подлец,
И речь твоя не нова.

К папе утром, вот дела,

Крошка дочка подошла,

И спросила кроха,

Бабушка лежит одна,

Ей наверно плохо.




Папа доченьке в ответ,

Это наш большой секрет,

Маме знать не стоит,

Тёща сходит на тот свет,

Не побеспокоит.

В феврале, за метелью, нежданно
Распахнула объятья весна.
Ты вошла в жизнь мою ураганом,
Разбудила от зимнего сна.

Я подснежником к солнцу в порыве
Распустил сердца нежный бутон.
Ты ласкала его так игриво,
Словно жертву ласкает питон.

У природы есть юмора чувство...
И весна одевается в медь.
В зеленевших лугах стало пусто,
И цветку суждено умереть.

Вновь февраль, холода и метели
И безмолвие белой стеной.
Улетели мечты, улетели
За нечаянно-ранней весной.