А после ещё

Выронить этот залитый солнцем стих,
Сбивчиво пересказать предчувствие гостя...
В склянках осеннего неба иллюзии птиц,
Свитками гнёзда, поводом многоголосье.
Копии листьев на самом краю ветров,
Капают монограммы моно-влеченья...
Текст древних рун как мелодия утонченья
Кто-то кормил сегодня вечность из рук.
Кто-то кормил собой высоту синевы...
Кто-то отдал риторике рукопись тлена...
Кто-то искал... может быть, это ты?!
Белым молчишь, этим отчаянно - белым.
После прочтения снова...

Алюминиевые, деформированные и измененные до
неузнаваемости звёзды, соглашение о ненападении
повседневной жизни, на исключительные моменты,
когда-то произошедшие и забытые, в связи со своей
исключительностью и опасностью представляемой
для обыденного понимания действительности и во-
зможной вероятности разрушения неокрепшего со-
знанания, (роза ветров), как и имеющаяся возмож-
ность разгонять облака, как ты мог такое подумать,
прожилки проступающие сквозь, сквозняки созда-
ваемые...

"Я думаю, что жизни после смерти нет". (Из мыслей студентов В.Филатова.)

Другие думают иначе,
Что после смерти расцветешь,
Дадут бесплатно всем по даче,
И лопай вволю, сколько хошь.

А я не весь, ещё истрачен,
А я не весь, ещё допет.
Трудом тяжёлым путь оплачен,
Но сожалений о том нет.

Ещё споём, ещё и спляшем,
С тобой мой друг, мы много раз.
В нас не погасят годы наши,
Огня души и блеска глаз.

Грудь колесом, пусть трус сутулится,
Мы не из тех, в ком страх живёт.
Не переулок путь, а улица,
А в душах — дерзости полёт.

Упав, всегда мы вновь вставали,
Во всём всегда шли до конца.
И не кляня жизнь за печали,
В них волю видели Творца.

И мы споём с тобой и...

Хороши зимой метели,
Город полностью в снегу.
Я с тобой в одной постели,
И покинуть не могу.
Всё никак не оторваться,
А хотели ведь гулять.
Повторим ещё раз двадцать,
Душ, обед, и вновь в кровать.

У весны свои приметы, -
Слякоть, оттепель, цветы.
Думать некогда об этом,
Если вместе я и ты.
Собирались прогуляться,
Вот лежим на простыне.
Повторим ещё раз двадцать,
И затихнем в тишине.

Лето для людей полезно,
Так и тянет загорать.
Нам хоть выйти из подъезда,
По пути кровать...

Я ещё способен на проказы,
Нрав ещё, как прежде заводной.
И иной раз, вспыхнув он мой разум,
Смыть способен, буйных чувств волной.

Не утратил ум ещё способность,
Новым жить, всё старое храня.
И сухой расчётливости робость,
Не коснулась, с возрастом меня.

Не коснулся мир меня маразмом,
Помню всё, хотя не назубок.
Помню как, товарищей всех разом,
Превратил, в господ времён поток.

Помню всё и не ослабло тело,
И крепка, по прежнему рука.
Лишь окрасить, трудностью сумела,
Сединой...

Нам мало дыма сигаретного,
Добавим выхлопа машин,
Чтоб закоптилось небо звездное,
Земля поморщилась от шин.

Потом нагадим в море синее,
И изведем зеленый лес.
Какие могут быть сомнения,
Когда в людей вселился бес.

И что ему людей страдания,
А мы танцуем - слышишь топ,
Вот, вот и треснет мироздание,
Да после нас пускай потоп!

На дворе с утра стояла
озверевшая жара,
но к обеду мал-помалу
кончилась её пора.

Налетел шумливый дождик,
встал упругою стеной
и с насиженного ложа
разогнал свободно зной.

Сделав дело поливное,
дождь умчался с ветерком...
Ждали возвращенья зноя,
вышел всё таки облом

и взамен него - прохлада.
В воздухе царит озон,
город чист, как для парада, -
как военный гарнизон.

Солнце в небе засияло,
ожидая караул,
лишь под звёздным покрывалом
смолкнет птиц весёлых гул.

Какое извращение: пьём пиво после виски,
В кунсткамеру сдаём потрёпанных тузов,
И вычислить пытаемся коммерческие риски –
От хаоса закрывшись на временной засов.

Но кажется – всё верно, рассчитано толково:
Испытано веками, истоптано толпой –
Всё те же буквы в книге и подтверждая Слово
Не прячет наготу изрядно пьяный Ной.

Быть может, не смотреть, а пятясь, бросить бегед
И получить в награду племянников-рабов.
Похвалит, протрезвев, в себя пришедший регент,
А хамов поглотит работа...

Толстенькая пчелка
на цветок шиповника уселась,
после дождика прохладного
накормилась,обогрелась.

И полетела в улей
с авоськой паутинкой,
а в ней пыльцы комочек
со сладкою дождинкой.