А кто без греха

Только подумай как запутана вся жизнь:
Сложна, загадочна, презренна иногда бывает.
И кто-то, глядя на нас сверху-вниз,
Заботливо дороги седеб исправляет.

Тропинка к счастью вытоптана каждому своя,
И существую люди разной рассы:
Ведь жизнь у каждого не без греха,
И каждый проживет ее по-разному.

Как сразу, в одночасье, выбрать верный путь,
Ведь возвращаться принято ситать плохой приметой?
И как на путь тернистый, заблудившись, не свернуть,
Чтоб не свалиться в грязь лицом перед...

Как природа, сложный выполнив заказ,
Расслабляется на детях гениев
И штампует словно ширпотреб всех нас,
Так и Господу всё делать всякий раз
Руки не доходят или лень ему.

Взгляд свой бросив на людскую кутерьму,
Выберет Он самого достойного,
От себя пошлёт кого-нибудь к нему
С разъяснением, как жить нам по уму,
А не просто всё лепить от вольного.

Божий человек, услышав свыше глас,
Обнаружит редкое старание
Послушанья крест нести не напоказ,
А с детьми ему, как большинству из нас...

Двенадцать глав царь лез на пьедестал,
А на тринадцатой пришёл я к мысли,
Под чью б диктовку Книгу ни писал,
Но был тот жрец Давида ненавистник.

Самолюбивый выше всяких мер,
Пример другим в маниакальной злобе,
С овцой – сентиментальный лицемер,
Он и детей растил с себя подобьем.

Я про инцест речь даже не веду,
Круг для любви в дворцах настолько тесен,
Что все там друг у друга на виду,
И самовырождаются все вместе.

Все дети плодовитого царя
Родня по крови лишь наполовину...

Словно в бункере, плотно зашитом бронёй
За тяжёлой, железною дверцей,
Больно стянутое жёсткой петлёй
Бъётся хрупкое, нежное сердце.

От рожденья ему жизнь казалась легка,
Но потом повзрослев, обманулось.
И тюремной, вонючей баландой греха
Беззаботная жизнь обернулась.

Ныне жаждет свободы, но плоть не даёт,
Мерный ритм заглушая пороком.
И, взывая к душе, сердце просит её
Примирить его с Господом Богом.

Так прислушайтесь к сдавленным стонам в груди! –
Там, за плотно закрытою...

Сколько зим мне осталось ещё пролистать?
Сколько туфель стоптать! Сколько выпить вина!
Врачевать, умирать и с больным воскресать,
Но не будем о грустном, спасибо княжна!
Пусть уходит галопом табун наших лет,
И последний скакун призаморен чуть-чуть,
То, что пули поют, это так – рикошет,
То, не лай гончих псов, а попытки взбрехнуть.
На ступнях белых кровь, не укусы совсем,
Это стигмы твои, мой Великий Господь!
Можно в злате прожить, а остаться ни с чем,
А хотелось бы души от зла...

«Сделай жертвенник для приношенья
Мне курений...» (Угости, браток.
- Извини, ведь я при исполненье.
У меня особый табачок,

А не «Нашей марки» папироски,
Что смолит ростовская шпана.)
«...Из акаций струганные доски,
Локоть ширина ему, длина

Меньше метра, высота в два локтя.
Пусть дымок струёй за облака
В небо аромат несёт глубокий,
Словно от цыплёнка-табака.

Жертвенник курения несложен -
Сбитый ящик, несколько колец,
Чистым золотом зато обложен,
На рогах покоится венец...

Там где пространства теряются и время
Вёт неведомые нити и миры
Входят в вечность мимолётные забвения
И исходят иные параллельные пути

Водопадом неведомой мощи
Падает в небытие пустота
И зарождаются те мысли
Что порождают мириады бытия

Там на краю у истоков
Стоят грозные крылатые сердца
И в их ожидающих утробах
Встречаются и возрождаются имена

Тот водопад средь океана
Те ангелы хранят покой
И свет завесы мироздания
Течет под их проверенной рукой

Со всех концов идут к...

Ярко свой маяк Отец наш,
Вечным светом озарил,
Нам же Он, огонь прибрежный,
Для охраны поручил.

Так да светит, свет ваш людям,
Чтоб плывущих по волнам,
Изнемогших и усталых,
Он направил к берегам.

В ночь греха, жестоки волны,
Буря стонет и ревёт,
Напряжённо смотрит путник,
Свете с берега он ждёт

Поправляй светильник брат мой,
Не то гибнущий пловец,
На скалу волной гонимый,
Встретит гибельный конец.

Так свет, пусть ваш светит,
Чтобы сбившийся с пути,
Мог при вашем ясном...

Тебе, Иса, мой господин -
Моя кыта... и лал рубин.


Изар, шальвары, паранджа,
Сад хур, гарем, эмир, ходжа...
Восток - то сладостный, то терпкий,
Как танец пери-баядерки...
Сурьма, над взглядом черных глаз,
Что исподволь глядят на вас
И, опускаясь, тут же долу -
Чадра скрывает их крамолу...
И разговор без языка,
Где каждый жест - печать греха,
Где каждый вздох наполнен риском
И сладострастно-жарким смыслом...
И гибкой талии лука...
И танец огненный пупка...
И бедер тайная...

Мне снова время-поводырь листает лет минувших вехи,
Доминиканский монастырь – конец пятнадцатого века!

Там Леонардо на лесах творит венец своих жемчужин,
«Вечерю тайную Христа», его в миру прощальный ужин.

Каким добром овеян лик, взгляд отрешен и всепрощающ,
Рука художника скользит, к финалу темы приближаясь.

Но что же мастера гнетёт, модели не найдя Иуды,
Он лишь за всё себя клянёт, спеша в трущобы на этюды.

И вот находит образ Зла: он молод, пьян и так порочен,
От светлых...