20 лет

Ты ему отдала девять лет, -
Самых юных и самых прекрасных,
Чтоб услышать сквозь серый рассвет:
«Наши встречи пусты и напрасны».

Как же холодно, стыло глядит
Он глазами любимыми в душу!
Как же ноет душа и болит,
Бьётся пойманной рыбой на суше!

И не в силах помочь в этой мгле,
Снять не в силах с души это бремя
Ни один человек на Земле.
Только Время, одно только Время…

Я искал так много лет
Ту жемчужину, друзья.
Я прошел почти весь свет,
Все моря и все края.

Как мне дорог жемчуг тот.
Свет его - спасенье мне.
Из за его живых красот
Я тонул в морской волне.

Долго, долго я искал,
Не встречая ничего.
Раз в пути я увидал
Незнакомца одного.

Светом РАДОСТИ Святой
Незнакомца взор сиял.
Жемчуг он в руках держал,
Жемчуг редкий, дорогой.

Свет блеснул в моих глазах.
Я хотел домой бежать,
Чтоб дома свои продать,
Чтоб иметь его в руках.

Но он...

Запорошенных просторов серебро
Освещением легло души и тела.
Был надеждою наш выстроенный кров,
На снегу казалось счастье без пределов.

И когда весной ожили родники,
Шлифовавшие как камни, так и души,
Покидали берега большой реки
Наши чувства, жизни ровный бег нарушив.

По спирали поднимающийся звук-
То ракушкой сохраненные напевы-,
Отпечатком летним на ладонях рук
Сохранили под ласкающим нас небом.

И под золотом ноябрьской листвы,
Провожая взглядом грозовые тучи,
Мы шептали...

Десять лет промчалось, а меня уж нет,
Вижу я на кухне дым от сигарет.
Одинокий облик — не моя ли мать?
Поседела как-то, и не может встать.

Вот старик какой-то... Может, мой отец?
Он глядит печально, истинный мудрец.
Не моя ль сестрица смотрит сквозь меня?
Жаль, что мне их мысли нынче не понять.

Я гляжу в окошко, взгляд мой мил и прост,
Над заливом синим вижу новый мост.
Если бы умел я плакать хоть чуть-чуть —
Точно зарыдал бы, выплакал бы грудь.

1997

Этой лунною ночью проснулся, прислушался:
Показалось, что звал меня издалека
Голос очень родной, и вихры непослушные
(Те, что в детстве имелись) ласкала рука.

Я потом ещё долго не спал и ворочался,
Всё ходил где-то в прошлом, версту за верстой.
Этой ночью – семь лет, как вошло одиночество
В мою душу сыновью: я стал сиротой.

Пятнадцать лет - юнец!
Загробья мрачного певец.
Похоже, в морге был рожден
поэта русский гений.
Вся жизнь его - короткий сон
кладбищенских видений.

Гусиное перо
макал он, стоя у бюро,
в коктейль,
где трупный яд со злом.
И не было попытки
изобразить своим пером
подобие улыбки.

И нет друзей, подруг.
Во вред избыточный досуг,
страстями полный до краев.
Но страсти те не светлы:
сарказм, рождающий врагов,
влюбленность - без ответа.

Обманна, как блесна,
его томов голубизна...

Двенадцать лет назад, одним погожим утром,
пОспать не удалось, настал заветный час…
поЧувствовала я, что шепчет мне на ушко
дочУрки голосок: «вставай… уже… сейчас»…
растРепанная вся – на сборы ни секунды -
я кое-Как в такси, везите, мол, в роддом,
и впалА в забытье, потом этап был трудный,
а вСкоре собрались родные за столом…
Дар, посланный с небес, тебя назвали Дарья!
мНе хочется тебе от сердца пожелать:
прЕлестных светлых дней, любви, судьбы подарков,
и саМых разных благ, о чем...

Кто в 20 лет не ошибался?
Кто в 50 не бил в набат?
И кто в 16 не влюблялся?
И в 70 не виноват?

События последних лет
меня совсем преобразили –
душою чуткою поэт
почувствовал иную силу.

Теперь мне только Иисус
даёт Своё благоволенье,
как часто сам с собой борюсь,
когда пишу стихотворенья.

Мне хочется писать о том,
чего на свете не бывает,
воображенье бьёт ключом
и никогда не иссякает.

А мой великий Господин
мне говорит: “Имей терпенье,
Я научу тебя, Мой сын,
свидетельству, не сочиненью”.

И остаётся мне одно –
с любовью к Логосу и Реме
хвалить не женщин и вино,
а...

Все салюты гремят! Нам пора!
Мы оставили след в мире прочном!
Позабудем, что было вчера,
Нам две тысячи лет, между прочим!

Разольемся дождем в октябрях,
Разлетимся листвою мы в осень!
Коль уж виснет уныло заря —
Улыбнуться её мы попросим!

Январь 2000