Дорогие, лучезарные, самые чуткие на свете...
Примите несколько строк в знак благодарности Богу
и судьбе - за то, что вы у нас есть...
1976
Сверчковой темноты скрипичный свист
Страна без тротуаров и людей
Клин огоньков непуганых повис
Над патронташем вымерших путей
По лунным шпалам бродит чей-то конь
И мы по пояс в сумраке бредем
Где руки наши – там горит огонь
Где губы наши – там светло как днем
Обрывки проводов, ступени крыш
Сплетение немыслимых орбит
К плечу прижавшись – ты спокойно спишь
И мир, как лоб твой, светел и открыт
+
1978
Отклеился борт от причала,
Внизу закряхтела волна
Гитара в ответ забренчала
Под острым локтем пацана
Захлопала в спину рубашка,
Нагрелась от солнца скамья…
Наташка, моя ты, Наташка –
Забытая песня моя…
Отброшена в даль мостовая
Широкой полоской воды
И с красной соринкой трамвая
Пропала из виду и ты
И всё, что когда-то случалось,
Сбывалось и не сбылось
У стертого края причала
Окончилось, оборвалось…
Садится на волны протяжно
Белесого дыма змея…
Наташка, моя ты, Наташка –
Забытая песня моя…
+
1980
Я вновь - средь хлама найден
и спасен.
Так резко все в груди. Так пусто в венах.
И я не на коне,
а на коленях...
Я опоздал.
Прости меня, Ассоль…
Я столько дней
кривой дорогой шел
по верху пьяных волн
по низу нерва.
И тратил мимоходом
алый шелк -
на вист, а не на парусное небо.
Я засыпал под смех портовых шлюх.
И просыпался под пальбу мушкетов.
А ты ждала.
И ты хранила лето,
не веря – ни молве, ни сентябрю…
И мы навзрыд
сплетались в том кольце...
И порознь тонули в той пучине...
Но своему отвесному мужчине -
ты так и не сказала:
будь, как все...
Я знаю - на меня весь космос зол.
Меня заочно – вешают в Париже.
Я опоздал. Прости меня, Ассоль…
Но я пришел.
Прими меня.
Прими же…
+
1983
Возникла женщина из тьмы.
Из нетерпения и света.
Позволив нам сплестись и свиться.
И быть гнездом. И стать детьми.
Назвалась женщиной, сменив
толпу мою и запустенье.
И в доме вытрясла постели.
И в бухтах вызвала прилив.
И было терпко видеть мне,
мне – прозябающему всуе
Как лжет она и как рисует
И улыбается во сне.
Сто лун сбегало по стене.
И длился взмах ресниц веками.
И мы тускнели и сверкали.
В бесценке были – и в цене.
И в жизни ржавой, но живой,
средь радостей и средь отчаяний
мы вместе шли на эшафот…
И вместе – колыбель качали…
В хлеб добавляли хмель и тмин.
И поправляли фартук сползший…
Возникла женщина из тьмы.
И мир возник. Секундой позже.
+
1989
Подъезд прохладен, сер. Мы лифта
счастливо ждем. Дверь - свет жует…
Бандаж
матерчатой молитвой
поддерживает твой живот
А во дворе – тоскует Лимка,
компашка в домино гудит.
И от беременного ритма
никто мир не освободит.
И за тобою вслед дворняга
отмучается и родит.
Ну а пока – лифт мутно-желтый
осипший исполняет долг.
И бедра заперты ножонкой –
и ты не жнец и не ходок.
Этаж девятый к занавеске
ночными нитками пришит.
И город клетчатый и вязкий
огнями темными пушит.
Задвинут в шкаф кефирный сумрак.
И кухня капает в стакан.
И в акватории посудной
пиратски кружит таракан.
И домовой похож на Флинта;
очнется и – кряхтеть начнет.
И комаров звенящий литр
разлит по комнате ночной…
Ты за двоих
двойные сны
досматриваешь…
+
1990
Я не смогу привыкнуть к чуду:
Зажав «заколку» в кулачке –
Ты спишь единственно и чутко.
Не на плече.
А на свече.
Я сразу – Бальмонт и Пьеро –
пока ты дремлешь.
Пока ты дышишь.
Я, чуткая
у ног твоих - борзая…
Пока ты дремлешь…
густым шатеновым крылом
в долину сна сползая…
Мне ли не знать, как долг путь…
Как он отведан. Но неведом.
Мне ли не знать
как пахнет грудь твоя
теплом.
Но больше - светом…
+
1992
Ветер, зонтик тебе изувеча, помолился
за нас
и пропал.
Водосточно-случайная встреча,
босоножно-колесный роман.
Позабыв о помаде, ты куришь –
то смешной становясь, то скупой.
И таблички с названьями улиц
приколочены к ливню в упор.
Что в нас куплено?
Что еще свято…
В фарах капель маячит стена.
А любовь – продолженье асфальта.
А лицо – продолженье окна.
А в коленях – то лава, то наледь.
Как ты плавно меня поняла…
И промокший Всевышний не знает,
что бензина у нас по нулям.
И все планы – волкам на съеденье…
И полцарства – за старенький плед…
И одежда на заднем сиденье…
И галактика ломаных плеч…
+
2002
А я остановился
на Земле -
чтоб шум дождя карнизно-голубиный
подмножить
на дыхание любимой;
и ощутить. Как это все – взаймы…
Как твои губы
мне сквозь сон дерзят,
не умещаясь в поцелуй
короткий…
Как, матерясь, яичницы десант
бежит по скользкой трассе сковородки
и неба в сад
октябрьский кусок -
откинут настежь
на петле рояльной…
И наш союз
неправильно-нахальный
бьет всем в глаза. Как голубь Пикассо.
Я. Самовольно. Вышел у Земли.
Сдав за углом скафандр - за этюдник.
Не ангел во плоти. И не паскудник.
А просто половинка
для семьи.
+
2010
Мне давно тебя – так не звалось.
Мне без снов, без спроса лег на руки
целый город из твоих волос,
целый космос губ твоих упругих.
Рядом жизнь была, но не моя.
В этой жизни кто-то кашлял, каркал.
Кто-то пробовал начать с нуля –
не в судьбе, так хоть в окне плацкартном.
Мне давно тебя так не ждалось.
Мне давно тобой так не болелось.
Не бросалось с пепла да в мороз.
Не швырялось с подлости да в смелость.
Кто-ты… кто-ты… кто-ты для меня…
Стук колес по забайкальским рельсам.
Прыгают по скатам и камням
Остовы березок-погорельцев.
Прошлого горящие куски
прыгают к нам в разные вагоны.
И слова «останься» и «прости»
Гонят нас двоих. Но не догонят…
Мне давно тебя так не звалось.
Мне давно в тебе так не ревелось.
Мне давно в тебя так не сбылось,
не любилось наново, не зрелось…
Растащи нас на карандаши,
расплескай на грязный ряд посудин…
На вокзальном краешке души
всё замызгано. Да не подсудно.
Можешь с кем-то хохотать мне вслед…
Только знаешь: никуда не свинтит
то, что восемь биллионов лет
в ребрах слева стукает и светит.
В ребрах слева. Стукает и светит.
В ребрах… слева… стукает и све…
+
2011
Сто раз я наступал на небеса,
не чуя тихий плач под сапогами…
И я сжигал
всё то, что запоганил,
желая в суете сгореть - и сам…
Я делал из души своей - сортир.
Я лгал любимой в сердце
скуки ради -
в упор не слыша,
как концы галактик
сшибались, потеряв ориентир…
И дикий скрежет шел над мостовой.
И мало кто в той мясорубке выжил…
А я давил на газ. И я не слышал –
как умерли на трассе мы с тобой…
И ты на Марсе – плакала тайком…
И на Земле – молилась
в кровь губами…
И мы из бездны чудом выгребали
семейным и отчаянным
гребком…
Сто раз я забывал твои глаза…
Сто первый раз
они меня прощали.
И порохом жизнь пахла.
И борщами.
И счастье в ней мелькало…
И слеза…
Сто раз я наступал на небеса.
+
Майкл Томас Космика
книги стихов
1976 - 2011
Примите несколько строк в знак благодарности Богу
и судьбе - за то, что вы у нас есть...
1976
Сверчковой темноты скрипичный свист
Страна без тротуаров и людей
Клин огоньков непуганых повис
Над патронташем вымерших путей
По лунным шпалам бродит чей-то конь
И мы по пояс в сумраке бредем
Где руки наши – там горит огонь
Где губы наши – там светло как днем
Обрывки проводов, ступени крыш
Сплетение немыслимых орбит
К плечу прижавшись – ты спокойно спишь
И мир, как лоб твой, светел и открыт
+
1978
Отклеился борт от причала,
Внизу закряхтела волна
Гитара в ответ забренчала
Под острым локтем пацана
Захлопала в спину рубашка,
Нагрелась от солнца скамья…
Наташка, моя ты, Наташка –
Забытая песня моя…
Отброшена в даль мостовая
Широкой полоской воды
И с красной соринкой трамвая
Пропала из виду и ты
И всё, что когда-то случалось,
Сбывалось и не сбылось
У стертого края причала
Окончилось, оборвалось…
Садится на волны протяжно
Белесого дыма змея…
Наташка, моя ты, Наташка –
Забытая песня моя…
+
1980
Я вновь - средь хлама найден
и спасен.
Так резко все в груди. Так пусто в венах.
И я не на коне,
а на коленях...
Я опоздал.
Прости меня, Ассоль…
Я столько дней
кривой дорогой шел
по верху пьяных волн
по низу нерва.
И тратил мимоходом
алый шелк -
на вист, а не на парусное небо.
Я засыпал под смех портовых шлюх.
И просыпался под пальбу мушкетов.
А ты ждала.
И ты хранила лето,
не веря – ни молве, ни сентябрю…
И мы навзрыд
сплетались в том кольце...
И порознь тонули в той пучине...
Но своему отвесному мужчине -
ты так и не сказала:
будь, как все...
Я знаю - на меня весь космос зол.
Меня заочно – вешают в Париже.
Я опоздал. Прости меня, Ассоль…
Но я пришел.
Прими меня.
Прими же…
+
1983
Возникла женщина из тьмы.
Из нетерпения и света.
Позволив нам сплестись и свиться.
И быть гнездом. И стать детьми.
Назвалась женщиной, сменив
толпу мою и запустенье.
И в доме вытрясла постели.
И в бухтах вызвала прилив.
И было терпко видеть мне,
мне – прозябающему всуе
Как лжет она и как рисует
И улыбается во сне.
Сто лун сбегало по стене.
И длился взмах ресниц веками.
И мы тускнели и сверкали.
В бесценке были – и в цене.
И в жизни ржавой, но живой,
средь радостей и средь отчаяний
мы вместе шли на эшафот…
И вместе – колыбель качали…
В хлеб добавляли хмель и тмин.
И поправляли фартук сползший…
Возникла женщина из тьмы.
И мир возник. Секундой позже.
+
1989
Подъезд прохладен, сер. Мы лифта
счастливо ждем. Дверь - свет жует…
Бандаж
матерчатой молитвой
поддерживает твой живот
А во дворе – тоскует Лимка,
компашка в домино гудит.
И от беременного ритма
никто мир не освободит.
И за тобою вслед дворняга
отмучается и родит.
Ну а пока – лифт мутно-желтый
осипший исполняет долг.
И бедра заперты ножонкой –
и ты не жнец и не ходок.
Этаж девятый к занавеске
ночными нитками пришит.
И город клетчатый и вязкий
огнями темными пушит.
Задвинут в шкаф кефирный сумрак.
И кухня капает в стакан.
И в акватории посудной
пиратски кружит таракан.
И домовой похож на Флинта;
очнется и – кряхтеть начнет.
И комаров звенящий литр
разлит по комнате ночной…
Ты за двоих
двойные сны
досматриваешь…
+
1990
Я не смогу привыкнуть к чуду:
Зажав «заколку» в кулачке –
Ты спишь единственно и чутко.
Не на плече.
А на свече.
Я сразу – Бальмонт и Пьеро –
пока ты дремлешь.
Пока ты дышишь.
Я, чуткая
у ног твоих - борзая…
Пока ты дремлешь…
густым шатеновым крылом
в долину сна сползая…
Мне ли не знать, как долг путь…
Как он отведан. Но неведом.
Мне ли не знать
как пахнет грудь твоя
теплом.
Но больше - светом…
+
1992
Ветер, зонтик тебе изувеча, помолился
за нас
и пропал.
Водосточно-случайная встреча,
босоножно-колесный роман.
Позабыв о помаде, ты куришь –
то смешной становясь, то скупой.
И таблички с названьями улиц
приколочены к ливню в упор.
Что в нас куплено?
Что еще свято…
В фарах капель маячит стена.
А любовь – продолженье асфальта.
А лицо – продолженье окна.
А в коленях – то лава, то наледь.
Как ты плавно меня поняла…
И промокший Всевышний не знает,
что бензина у нас по нулям.
И все планы – волкам на съеденье…
И полцарства – за старенький плед…
И одежда на заднем сиденье…
И галактика ломаных плеч…
+
2002
А я остановился
на Земле -
чтоб шум дождя карнизно-голубиный
подмножить
на дыхание любимой;
и ощутить. Как это все – взаймы…
Как твои губы
мне сквозь сон дерзят,
не умещаясь в поцелуй
короткий…
Как, матерясь, яичницы десант
бежит по скользкой трассе сковородки
и неба в сад
октябрьский кусок -
откинут настежь
на петле рояльной…
И наш союз
неправильно-нахальный
бьет всем в глаза. Как голубь Пикассо.
Я. Самовольно. Вышел у Земли.
Сдав за углом скафандр - за этюдник.
Не ангел во плоти. И не паскудник.
А просто половинка
для семьи.
+
2010
Мне давно тебя – так не звалось.
Мне без снов, без спроса лег на руки
целый город из твоих волос,
целый космос губ твоих упругих.
Рядом жизнь была, но не моя.
В этой жизни кто-то кашлял, каркал.
Кто-то пробовал начать с нуля –
не в судьбе, так хоть в окне плацкартном.
Мне давно тебя так не ждалось.
Мне давно тобой так не болелось.
Не бросалось с пепла да в мороз.
Не швырялось с подлости да в смелость.
Кто-ты… кто-ты… кто-ты для меня…
Стук колес по забайкальским рельсам.
Прыгают по скатам и камням
Остовы березок-погорельцев.
Прошлого горящие куски
прыгают к нам в разные вагоны.
И слова «останься» и «прости»
Гонят нас двоих. Но не догонят…
Мне давно тебя так не звалось.
Мне давно в тебе так не ревелось.
Мне давно в тебя так не сбылось,
не любилось наново, не зрелось…
Растащи нас на карандаши,
расплескай на грязный ряд посудин…
На вокзальном краешке души
всё замызгано. Да не подсудно.
Можешь с кем-то хохотать мне вслед…
Только знаешь: никуда не свинтит
то, что восемь биллионов лет
в ребрах слева стукает и светит.
В ребрах слева. Стукает и светит.
В ребрах… слева… стукает и све…
+
2011
Сто раз я наступал на небеса,
не чуя тихий плач под сапогами…
И я сжигал
всё то, что запоганил,
желая в суете сгореть - и сам…
Я делал из души своей - сортир.
Я лгал любимой в сердце
скуки ради -
в упор не слыша,
как концы галактик
сшибались, потеряв ориентир…
И дикий скрежет шел над мостовой.
И мало кто в той мясорубке выжил…
А я давил на газ. И я не слышал –
как умерли на трассе мы с тобой…
И ты на Марсе – плакала тайком…
И на Земле – молилась
в кровь губами…
И мы из бездны чудом выгребали
семейным и отчаянным
гребком…
Сто раз я забывал твои глаза…
Сто первый раз
они меня прощали.
И порохом жизнь пахла.
И борщами.
И счастье в ней мелькало…
И слеза…
Сто раз я наступал на небеса.
+
Майкл Томас Космика
книги стихов
1976 - 2011
Обсуждения 10 гимнов во славу женщины... 1976 - 2011