Штриховка

Разбившейся на кусочки мутного света май,
на кусочки светопыли, преломившей красоту пустоты.
Осколочные ранения дождя, прошедшего накануне,
словно тонкая плоть клубящегося сладкого воздуха,
оттачивающая рассеянное внимание.
Утро, приправленное черно-белыми кадрами рассвета,
дрожащего на лепестке засыпающей розы ночи.
Раскрывшийся цветок неба, облетающий редкими облаками.
Пробившаяся зелёная мгла поглощает сквозняк влажных аллей.
Лезвие полуденной бритвы, вскрывающее остроконечные шпили сосен.
Всё, что написано, не идёт ни в какое сравнение,
с тем, что-то умерло у тебя на руках в эту секунду,
с плачем потухшего тополя у молчаливых стен,
у запечатанной двери, где лето стучится горячей ватной метелью
и падает изумрудным прахом.
Звонки, бьющиеся ледяным пульсом;
гортань, обожженная безмолвием;
обрамление из табачного дыма,
скрученное узлом кольцевой остановки;
наполненные алкоголем, словно грудным молоком, губы,
порезанные о крик.
Сгущающиеся краски багрового солнца,
отравленные свежим майским ветром,
катящемся эхом по крышам;
еле уловимые песни, находящие пристанище на старом балконе,
в скрещенной паутине ладоней.
Кипящие кроны деревьев, веющие майским закатом;
травы, обволакивающие зыбучей мякотью ноги;
нервные окончания жалюзи, захлопывающиеся,
будто потерявший сознание дневной свет;
безостановочный почерк воспламеняющейся листвы вдоль дороги.
Там, за тлеющим розовым горизонтом –
усталость и пепел на крыльях летучей мыши,
порванный провод дороги, искрящаяся красота тишины,
белоснежные волны души, цепляющиеся за горные кряжи.
Мыльная точка звезды на чужом небе, светящаяся поплавком –
священная искренняя слепота мгновенья.
и бесконечная нежность сна…