Кровавые следы одиночек

Зима затягивает и перерезает глотки,
остужает пальцы холодными губами
пронзает, словно смычок, звуками, головами
в тишине, где нет точек и звук без примочек.
Полеты от безнадежности замедляются, замедляются,
дороги становятся невидимыми, на деревьях нет почек,
нет дверей и окон, как на картинах из темных точек,
безнадежный суицид и тени птиц-одиночек.
Зима затягивает меня, обволакивает метелями,
лишает движений, хотя гололед, и должно быть быстро.
На ребрах я чувствую ее прикосновения,
ее прикосновения. Прикосновения черных аметистов.
Окна завораживают красотой узоров, как мона лиза
своей улыбкой безжалостной убийцы лжет и манит
три тысячи людей вчера стояли на карнизах
три тысячи в полет. Сегодня только окна — настежь.

Кровавые следы одиночек.

Зима заставляет верить во все самое худшее,
заставляет прощаться со всеми любимыми кружками-чашками,
без сна оставляет и словно в конвульсиях
никому ничего никогда не прощает.
Любые закономерности, порядки — зима на все это плюнула,
заставила съеживаться под ее грозным взглядом.
Все чувства своей холодной рукой отутюжила,
закопала в сугроб до весны, смычком затягивала.
Звуки виолончели затягивают, превращают людей в пустые льдины,
от ее красоты всегда забываешь, что на самом деле важно
остаются только дребезжания, вибрато, легато.
Зима безжалостная, глубокими ударами нас мучает.
Затем превращает все в кашу под свежим слоем иллюзии снега.
Зачтем она отторгает нас, замораживает.
в душах не остается лета. Всегда только лета.