Прошло уже немало горьких лет,
С тех пор, как заточил перо впервые,
И юный бард, неистовый поэт,
Понёс свой крест сквозь вихри штормовые.
С гитарой звонкой выходя на зал,
Распахивал я душу для распятья,
И видел восхищённые глаза,
И слышал оскорбленья и проклятья.
Мне трепет душу грыз, как хищный волк,
Я сердце миру подносил на блюде.
На одного поэта целый полк
Сбегается «ценителей и судей».
Привыкшим околесицу нести
Убить огонь не хватит льда и снега.
Как будто древо может НЕ РАСТИ,
Послушное запрету человека!
Горя душой на жертвенном огне,
Пророк не поругаем не бывает.
Но лучше быть убитым на войне,
Чем жить средь тех, кто мерзость воспевает!
С тех пор, как заточил перо впервые,
И юный бард, неистовый поэт,
Понёс свой крест сквозь вихри штормовые.
С гитарой звонкой выходя на зал,
Распахивал я душу для распятья,
И видел восхищённые глаза,
И слышал оскорбленья и проклятья.
Мне трепет душу грыз, как хищный волк,
Я сердце миру подносил на блюде.
На одного поэта целый полк
Сбегается «ценителей и судей».
Привыкшим околесицу нести
Убить огонь не хватит льда и снега.
Как будто древо может НЕ РАСТИ,
Послушное запрету человека!
Горя душой на жертвенном огне,
Пророк не поругаем не бывает.
Но лучше быть убитым на войне,
Чем жить средь тех, кто мерзость воспевает!
Обсуждения Я сердце миру подносил на блюде