Медь оплавилась. Брильянты потускнели

Медь оплавилась. Брильянты потускнели.
Диадемы потеряли блеск.
Люди – хуже. Благородней звери.
Тигры мне мурлыкали,
кипени
мне кидали тёмных веток треск.

У людей убийства – от корысти,
от желанья завладеть чужим.
Звери – лучше,
их яснее мысли,
пусть им солнце светит, светят выси,
пусть ложится им под лапы дым.

У глухого места, где – коряги,
там Иртыш уходит в поворот,
средь волков живал я,
доходягой,
и кормился я берёзовою брагой,
волки мне заглядывали в грот.

Я не брал их мяса, я держался,
и они не трогали меня.
По утрам перстами я касался,
зимней стужи,
той, что жгла снаружи,
розового с бахромою дня.

А однажды был весной замечен.
Полицейский оцепил отряд.
Души у людей, скажу, овечьи,
без оружья им не сладить сечи,
без смертей
не получить наград.

Белая вода. Иртыш калёный.
Чёрный берег правый.
Ледоход.
Навсегда в тебя, река, влюблённый.
Эй, тайга, травой твоей зелёной,
ягодой ложусь в твой щедрый рот.

И враги глумились, и едва ли,
догадались,
логово круша,
по воде мы тихо уплывали,
льды затёрли нас, нас принимали,
стали мы дорогой Иртыша.

В повороте том остались камни,
ветрами морёная скала,
по ночам здесь камни оживали,
скатывались,
берега лакали,
вспугивали сонного орла.

Каждую весну Иртыш подходит,
подле грота,
ласковый такой,
и тогда в глубоком небосводе
диадемы блещут, к скалам сходят,
и тревожат разлитой покой.