Какие печальные лица. Силуэты золотого века

Неистов в гневе, яростен в любви,
Всегда пугал и ужасал порою.
Когда карета таяла вдали,
Она делилась ужасом с сестрою.
- Я больше не могу так, мой малыш,
Мне эти страсти ужас навевают.
- Но он поэт, смиришься, промолчишь,
И сами бури где-то затихают.

- Да я и так не открываю рта,
А деньги снова таяли, как свечи,
Идти к отцу, о, эта маята.
Весь груз страданий лег легко на плечи.
А он лишь с музой где-то говорит,
Мы пару слов за вечер не сказали.
Он так хорош, пока забывшись спит,
Играет где-то, и стихами занят.

- Не все так плохо, милая моя.
- Все даже хуже, снился снег кровавый,
Тогда он руку поднял на царя,
И упивался яростною славой.
- Но это бред, и мудр наш государь.
- На это лишь надежда, дорогая,
Журнал закрыли, ждет его бунтарь
И снова ссылка, осень надвигаясь

Мне кажется чудовищем, во сне
Оно опять в тумане навалилось,
Какой-то принц пришел из тьмы ко мне,
И я не знаю, что со мной случилось.
- Ты просто разлюбила, ангел мой,
Любить его –сплошное наказанье.
- Ну, все, прощай, пойду -ка я домой,
Ведь снова ярость, он страшней с годами

- Он так прекрасен, - младшая твердит,
Но только ветер за окном услышит.
Поэт в чужих объятьях молча спит.
И нудный дождь стучит во мгле по крыше.
Она вернулась – пусто и темно,
И села за письмо к отцу вздыхая.
И защищая мужа все равно,
Просила денег, к доброте взывая.

Он деньги присылал, но был сердит.
Такой ль судьбы для дочери желал?
Поэт проснулся, и домой спешит,
Но заглянул растерянно на бал.
Ему повсюду следует успеть.
Сыграть, Судьбу бессильно проклиная,
Француз красавец, понятый на треть.
Лишь усмехнется что-то вспоминая.

И император смотрит свысока,
И кто там с ним Алина или Анна,
Порывист и сердит, летит строка,
Куда-то к нам из серого туман.
У Черной речки белая толпа,
И ветер, словно волк, протяжный воет.
Спешит домой, еще живой пока,
Свечу зажжет, и новый том откроет.