Некогда славное имя носил венценосец фракийский,
на изобильной земле жизни колосья лелеял,
брачное ложе делила
с Терем –
Прокна, кровь с плотью румяной царя Пандиона.
Родился
в этом союзе Итис, сын дорогой.
Однажды, ластясь, просила Прокна супруга
встречи с сестрой, ненаглядной подругой
детских янтарных полей.
Пусть не домой
дать ей свободу, но хоть гостью доставить
к их берегам.
В море спускают суда,
в гавань Кекропа доносит зефир их.
Вот Филомела, сестра, что солнцем Венеры играет,
вышла навстречу и страстный фракиец не в силах
плоти сдержать возжелавшей призыв.
Та же, с сестрой увидеться алчет.
С зятем договоренность скрепив,
царь Пандион в поручительстве плачет.
и Филомелу, в довольстве слепом,
взводит Терей на корабль окаянный.
Только на судне сестра показалась,
гимны уж мечет Терей о желанной
до побережий родных.
Сквозь усталость,
лишь их закончился путь,
дерзкий фракиец влачит Филомелу
силою грубой в покой
утаенный
дремучей листвой.
Страхом связав бескровную деву,
звавшую слезно сестру
и оставленный отчий приют,
царь, в соитии скверном,
враз обнажает чувственных пут
лукавую поступь.
Но Филомела грозится по воздуху
речью наполнить скалистые шрамы
и бархатный лес,
вынести в мир преступления весть,
через эфира потоки
к бессмертным и людям
славу доставить ужасного блуда
Терея-фракийца.
Насильник от слова в безумстве кривится,
меч на язык Филомеле кладет,
и на земле бездыханная плоть
болью немой уж трепещет.
Долго еще над измученной тешит
он сладострастия дух.
Насытившись, после
силы хватило к Прокне вернуться,
чтобы сестры конец объявить,
лживым погостом
от верной прикрыть
слякоть грехопаденья.
Прокна блемтящий наряд свой мгновеньем
с плеч обрывает и в черную ткань
скорбь облекает,
стоит у гробницы пустой,
ей воздает искупления дань,
плачет о смерти сестры дорогой.
А Филомела, уж год запертая
держит в то время побега устрой.
В снежную ткань она нити пурпура воткала
(о преступлении повесть) доткав, отдает,
чтоб госпоже без единого слова вручили.
Вот полотно развернула жена государя-вандала,
злую судьбу прочитала судьбы и поет
сердце слезами и местью, но злые ручьи
солив себе усмиряет царица.
Время Вакховых таинств грядет,
скрылась она вакханкой, сестрицу
из темной чащи украла тенью-лисой,
в Вакховы знаки переодела
и увела в дворцовый покой,
та же, вступив на порог, побледнела,
стены жилья нечестивца признав.
Прокна снимает маски мистерий,
хочет сестру в объятиях сжать,
но Филомела, даже не смеет
взгляда к сопернице своей поднять.
Голову в землю склонила, Всевышним
жертвует слезы, молчаньем свита,
Прокна же в гневе не в силах обличье
милости выказать, рдеет рука,
готова сама на все преступленья.
Тут Итис к матери нежно прильнул,
взором навеяв мстительных струн
песнь довершенную, ибо теченьем
глаз своих был он в отца, словно оттиск.
Род униженный требует черной
смерти младенца, меч Прокна возносит,
не отвернув и лица, сестры полны
жажды отмщенья, члены разносят
лезвием острым,
бросают в котел,
на угли,
в сливках кровавых покои
(вот какой пир для Терея готовят)
под видом обряда.
Придворных и слуг удалив,
кличут они самодержца, тот с радой,
на дедовском кресле гордо присев,
сам свою плоть набивает в утробу,
тогда Филомела вносит безмолвно
застывшую голову сына,
как яд по мрамору кровь
(Терей, мертвый лев,
глухое дыхание ночи,
несчастная сына могила)
Свой меч огалив, он преследует тщетно
дочерей Пандиона,
но те, уж пухом крылатым ветру
отдались в тоске невесомой.
Одна метнулась в кудрявые рощи,
другая - под стен своих кров.
на изобильной земле жизни колосья лелеял,
брачное ложе делила
с Терем –
Прокна, кровь с плотью румяной царя Пандиона.
Родился
в этом союзе Итис, сын дорогой.
Однажды, ластясь, просила Прокна супруга
встречи с сестрой, ненаглядной подругой
детских янтарных полей.
Пусть не домой
дать ей свободу, но хоть гостью доставить
к их берегам.
В море спускают суда,
в гавань Кекропа доносит зефир их.
Вот Филомела, сестра, что солнцем Венеры играет,
вышла навстречу и страстный фракиец не в силах
плоти сдержать возжелавшей призыв.
Та же, с сестрой увидеться алчет.
С зятем договоренность скрепив,
царь Пандион в поручительстве плачет.
и Филомелу, в довольстве слепом,
взводит Терей на корабль окаянный.
Только на судне сестра показалась,
гимны уж мечет Терей о желанной
до побережий родных.
Сквозь усталость,
лишь их закончился путь,
дерзкий фракиец влачит Филомелу
силою грубой в покой
утаенный
дремучей листвой.
Страхом связав бескровную деву,
звавшую слезно сестру
и оставленный отчий приют,
царь, в соитии скверном,
враз обнажает чувственных пут
лукавую поступь.
Но Филомела грозится по воздуху
речью наполнить скалистые шрамы
и бархатный лес,
вынести в мир преступления весть,
через эфира потоки
к бессмертным и людям
славу доставить ужасного блуда
Терея-фракийца.
Насильник от слова в безумстве кривится,
меч на язык Филомеле кладет,
и на земле бездыханная плоть
болью немой уж трепещет.
Долго еще над измученной тешит
он сладострастия дух.
Насытившись, после
силы хватило к Прокне вернуться,
чтобы сестры конец объявить,
лживым погостом
от верной прикрыть
слякоть грехопаденья.
Прокна блемтящий наряд свой мгновеньем
с плеч обрывает и в черную ткань
скорбь облекает,
стоит у гробницы пустой,
ей воздает искупления дань,
плачет о смерти сестры дорогой.
А Филомела, уж год запертая
держит в то время побега устрой.
В снежную ткань она нити пурпура воткала
(о преступлении повесть) доткав, отдает,
чтоб госпоже без единого слова вручили.
Вот полотно развернула жена государя-вандала,
злую судьбу прочитала судьбы и поет
сердце слезами и местью, но злые ручьи
солив себе усмиряет царица.
Время Вакховых таинств грядет,
скрылась она вакханкой, сестрицу
из темной чащи украла тенью-лисой,
в Вакховы знаки переодела
и увела в дворцовый покой,
та же, вступив на порог, побледнела,
стены жилья нечестивца признав.
Прокна снимает маски мистерий,
хочет сестру в объятиях сжать,
но Филомела, даже не смеет
взгляда к сопернице своей поднять.
Голову в землю склонила, Всевышним
жертвует слезы, молчаньем свита,
Прокна же в гневе не в силах обличье
милости выказать, рдеет рука,
готова сама на все преступленья.
Тут Итис к матери нежно прильнул,
взором навеяв мстительных струн
песнь довершенную, ибо теченьем
глаз своих был он в отца, словно оттиск.
Род униженный требует черной
смерти младенца, меч Прокна возносит,
не отвернув и лица, сестры полны
жажды отмщенья, члены разносят
лезвием острым,
бросают в котел,
на угли,
в сливках кровавых покои
(вот какой пир для Терея готовят)
под видом обряда.
Придворных и слуг удалив,
кличут они самодержца, тот с радой,
на дедовском кресле гордо присев,
сам свою плоть набивает в утробу,
тогда Филомела вносит безмолвно
застывшую голову сына,
как яд по мрамору кровь
(Терей, мертвый лев,
глухое дыхание ночи,
несчастная сына могила)
Свой меч огалив, он преследует тщетно
дочерей Пандиона,
но те, уж пухом крылатым ветру
отдались в тоске невесомой.
Одна метнулась в кудрявые рощи,
другая - под стен своих кров.
Обсуждения Прокна и Филомела