Дальше в лес, там больше дров! - сказал Сусанин.
Перед нами новая глава.
С ветерком несут чужие сани...
Впрочем, люди, полюбуйтесь сами,
Что в глуши Писанья за дрова.
Обалдев от умных слов хитросплетенья,
Я кусал свой собственный язык
С садомазохистским наслажденьем...
Про Давида больших откровений,
Не встречал ещё я в Книге Книг.
И послал Господь Нафана прям к Давиду
(Как послал здесь не об этом речь),
Пожурить решил слегка, для вида,
Осудить чрезмерное либидо,
От других грехов предостеречь.
Напрямую с Богом мог Давид общаться,
Получить совет из первых уст,
Но стеснялся беспокоить часто,
Потому к пророкам обращался,
А зачем, сказать я не берусь.
Нрав Давида был то кроток, а то вспыльчив,
Знал про это посланный пророк.
Вспыхнуть мог сушняк с одной лишь спички.
И Нафан обыкновенной притчей
Начал обличить большой порок.
«В городе одном два человека жили,
При нужде - бедняк, богач – в деньгах,
Скот имел и с апатитом жилу,
И настолько был тот жлоб прижимист,
Как любой российский олигарх.
Бедняку же похвалиться было нечем,
Он нужду свою с руки кормил,
Лишь была при нём одна овечка
Из богатств. Жила она за печкой
Прямо в доме, словно член семьи.
Человек купил её ещё ягнёнком,
Выросла с его детьми овца
И была папаше за ребёнка,
С чашки ела и ручным котёнком
Засыпала на груди отца.
Тут к богатому приходит в гости странник,
Голоден, как волк, наверняка,
А богач (что для меня не странно)
Пожалел своих волов, баранов
И сварил овечку бедняка».
На слова такие возмутился крайне
Царь Давид, Нафану так сказал:
«Жив Господь! Как жадная пиранья
Понести тот должен наказанье,
Кто овцу у бедного отнял.
За овечку, по закону строго если -
Вчетверо вор должен заплатить;
А не строго – следует повесить
Подлеца с его пришельцем вместе,
Дабы жадность в мире не плодить».
И сказал тогда Нафан Давиду: «Ты тот
Человек, которому висеть...
Мне Господь о том сказал открыто.
Чем другим в глаза за жадность тыкать,
На себя ты должен посмотреть.
От руки избавленный царя Саула,
Ты, как царь Израиля, всех жён
От него со всем его аулом
Мог иметь, и что тебя кольнуло
Нарушать божественный закон?
Всё в твоих владениях, тебе что, мало?
Бог ещё б добавил, если что...
Так чего тебе недоставало?
Урия вполне приличный малый,
При тебе таких наперечёт,
Ты ж убил его мечом Аммонитянским,
Женщину у ближнего отнял.
Даже вождь пигмеев негритянский
Не ведёт себя настолько хамски.
Тем, что нас на бабу променял,
Сделал злое ты. Господь тебе за это
Может клапан в сердце пережать -
Жён твоих отдаст, да хоть соседу,
А тебя приговорит к отъезду,
Чтоб тебе им свечку не держать.
То, что сделал скрытно ты, Давид, и тайно
Господу претит. Свои дела
Бог вершит открыто, капитально,
Чёрного, как смоль, с доской стиральной
Кобеля отмоет добела».
И сказал Давид, раскаявшись, Нафану:
«Осознал, исправлюсь, убивать
Впредь за женщин никого не стану.
Петь псалмы я буду непрестанно,
Ночевать в молельне и дневать».
Отвечал Нафан Давиду (полномочья
Где бы он ни взял, пророк не врёт):
«Снял с тебя Бог грех и ближе к ночи
Не умрёшь ты. Трон твой обесточат
И рубильник жизнь не оборвёт.
Но ты повод дал дурной врагам Господним
Господа хулить, смотреть косым
Взглядом на него из преисподней.
И когда ты сам спасён сегодня,
То умрёт родившийся твой сын».
И пошел Нафан в свой дом. Господь в отместку,
Что уронен был его престиж,
Поразил дитё, знай наших, дескать.
И ребёнка от болезни детской
Гиппократу было не спасти.
Но Давид молился Богу о младенце
И постился, и провёл всю ночь
Лёжа на земле, и в дом согреться
Не пошёл, на посох опереться
Не желал, всех прогоняя прочь.
А когда вошли к нему с едой старшины,
Царь лежал, не зажигая бра,
За шесть дней худой стал, как рейсшина.
А на день седьмой всё разрешилось,
И ребёнка Бог к себе прибрал.
Сообщить о том – самоубийства вроде,
Думали - пока был сын живой,
Сумасбродно ихне благородье
На земле каталось в огороде,
Ночевать не шло к себе домой.
А скажи ему, поди - младенец мёртвый...
Знают все, царь в прошлом был бандит,
Ни за что про что заедет в морду
И без криминального аборта
Что-нибудь худое учинит.
Видя, как народ межуется в раздумьях,
Донести боясь плохую весть,
Понял царь Давид про смерть в натуре
И спросил, а что – ребёнок умер?
И ему сказали всё, как есть.
Встал тогда Давид с земли, пошёл умылся,
Вроде как и не было беды,
В чистые одежды облачился,
Помолился, в дом свой возвратился
И потребовал себе еды.
Пил и ел Давид тогда весьма обильно,
Кто не ел с неделю, тот поймёт.
Был народ в недоуменье сильном.
Посмелее кто его спросили,
Почему он так себя ведёт -
Пока был ребёнок жив, Давид постился,
Голодал и плакал почём зря,
А ребёнок мёртв – развеселился,
В новые одежды нарядился,
Как понять причуды их царя?
Траур где и вой, сердечный где припадок,
Даже пусть наигранный чуть-чуть?
«Что тут понимать? - Ответ был краток -
Не читали вы Рене Декарта,
Кастанеду и другую муть.
Я от них усвоил истину простую,
Жить сегодня надо и сейчас.
Если мыслю, значит существую,
А ребёнок мёртв – мольбы впустую,
Гробовых* не водится у нас.
Думал я, Господь мои мольбы услышит,
Дитятко к себе не приберёт.
А когда спасти дитё не вышло,
Самоистязание излишне,
Что стараться, коль ребёнок мёртв?»
И Вирсавию, жену, Давид утешил,
К ней вошёл и быстро с нею спал.
Сына зачала она поспешно.
Правильно, кто умер, ну их к лешим...
Неслучайно Бог дитё прибрал.
Не был царь с Вирсавией де-юре в браке,
Урия, законный муж, был жив.
Языки, что злей чем у собаки,
Про отцовство вякали б двояко
О ребёнке новой госпожи.
Чтоб унять молву, сынок проблемный помер.
Новый народился, всё при нём,
Что он сын Давида, кто бы спорил.
Соломон Давидыч очень вскоре
Станет уважаемым царём.
Возлюбил его Господь, и женщин строем
Будет он иметь по всем углам,
А стране добавит геморроя -
Бог на то рукой глаза прикроет.
Соломон ему построит храм.
Иоав, что Урию тогда подставил
И Давида выполнил приказ,
С Раввой воевал и в город ставни
Выставил уже. Аммонитяне
Телом закрывали этот лаз.
Иоав тут поступил весьма достойно
И разумно, что царя гневить?
К славе царь - как к рюмке алкоголик.
А когда при славе ты покойник,
Лучше алкоголику налить.
Шлёт царю его Главком тогда депешу:
«Овладел я в городе водой,
Краны Равве перекрыл успешно.
Собирай народ и двигай спешно
Равву брать, как истинный герой.
Ибо город сдастся, моё имя всеми
Наречётся - Иоаваград.
Власть другая скажет – как посмели,
Переименует город в Йемен,
А меня лишит былых наград.
И собрал Давид народ неволить Равву,
На готовеньком он Равву взял.
С головы царя их против правил
Он венец содрал, венцу нет равных...
Не надеть его было нельзя -
Золота талант, алмазы книзу клонят
Голову Давида, режет вязь...
Это с непривычки, ведь на троне
Толком не сидел он, всё в поклонах
Выражал свою богобоязнь.
Город царский пал. Кого теперь бояться?
Много вывез с Раввы царь добра.
Наступило время расквитаться
С городом, что не хотел сдаваться,
Где сражалась даже детвора.
Под железные Давид клал молотилки
Всех подряд, играли желваки.
Очень пригодились лесопилки,
Впитывали кровь легко опилки,
Туши разрезались на куски.
Обжигательные печи тоже были.
Проявил Давид здесь артистизм.
Жгли живьём, потом не хоронили...
Его опыт люди не забыли,
Ведь нацизм и в Африке нацизм.
С Аммонитами потом легко и просто
Поступал Давид, лишь город брал,
Независимо от формы носа
Убивал. Сценарий Холокосты
Фюрер у Давида передрал.
Преумножив без того дурную славу,
Царь Давид, что Господом храним,
Из Дахау, Аммонитской Раввы,
Чтоб детей воспитывать ораву,
Возвратился в Иерусалим.
Царь Давид, рациональный до кошмара,
Ввёл такой в Израиле режим,
Что Тимур, чьи дикие татары
Гнали с мест народы, как отары,
Просто пастушонок рядом с ним.
* так называемый целитель Григорий Гробовой после трагедии в Беслане обещал матерям погибших детей воскресить умерших
Перед нами новая глава.
С ветерком несут чужие сани...
Впрочем, люди, полюбуйтесь сами,
Что в глуши Писанья за дрова.
Обалдев от умных слов хитросплетенья,
Я кусал свой собственный язык
С садомазохистским наслажденьем...
Про Давида больших откровений,
Не встречал ещё я в Книге Книг.
И послал Господь Нафана прям к Давиду
(Как послал здесь не об этом речь),
Пожурить решил слегка, для вида,
Осудить чрезмерное либидо,
От других грехов предостеречь.
Напрямую с Богом мог Давид общаться,
Получить совет из первых уст,
Но стеснялся беспокоить часто,
Потому к пророкам обращался,
А зачем, сказать я не берусь.
Нрав Давида был то кроток, а то вспыльчив,
Знал про это посланный пророк.
Вспыхнуть мог сушняк с одной лишь спички.
И Нафан обыкновенной притчей
Начал обличить большой порок.
«В городе одном два человека жили,
При нужде - бедняк, богач – в деньгах,
Скот имел и с апатитом жилу,
И настолько был тот жлоб прижимист,
Как любой российский олигарх.
Бедняку же похвалиться было нечем,
Он нужду свою с руки кормил,
Лишь была при нём одна овечка
Из богатств. Жила она за печкой
Прямо в доме, словно член семьи.
Человек купил её ещё ягнёнком,
Выросла с его детьми овца
И была папаше за ребёнка,
С чашки ела и ручным котёнком
Засыпала на груди отца.
Тут к богатому приходит в гости странник,
Голоден, как волк, наверняка,
А богач (что для меня не странно)
Пожалел своих волов, баранов
И сварил овечку бедняка».
На слова такие возмутился крайне
Царь Давид, Нафану так сказал:
«Жив Господь! Как жадная пиранья
Понести тот должен наказанье,
Кто овцу у бедного отнял.
За овечку, по закону строго если -
Вчетверо вор должен заплатить;
А не строго – следует повесить
Подлеца с его пришельцем вместе,
Дабы жадность в мире не плодить».
И сказал тогда Нафан Давиду: «Ты тот
Человек, которому висеть...
Мне Господь о том сказал открыто.
Чем другим в глаза за жадность тыкать,
На себя ты должен посмотреть.
От руки избавленный царя Саула,
Ты, как царь Израиля, всех жён
От него со всем его аулом
Мог иметь, и что тебя кольнуло
Нарушать божественный закон?
Всё в твоих владениях, тебе что, мало?
Бог ещё б добавил, если что...
Так чего тебе недоставало?
Урия вполне приличный малый,
При тебе таких наперечёт,
Ты ж убил его мечом Аммонитянским,
Женщину у ближнего отнял.
Даже вождь пигмеев негритянский
Не ведёт себя настолько хамски.
Тем, что нас на бабу променял,
Сделал злое ты. Господь тебе за это
Может клапан в сердце пережать -
Жён твоих отдаст, да хоть соседу,
А тебя приговорит к отъезду,
Чтоб тебе им свечку не держать.
То, что сделал скрытно ты, Давид, и тайно
Господу претит. Свои дела
Бог вершит открыто, капитально,
Чёрного, как смоль, с доской стиральной
Кобеля отмоет добела».
И сказал Давид, раскаявшись, Нафану:
«Осознал, исправлюсь, убивать
Впредь за женщин никого не стану.
Петь псалмы я буду непрестанно,
Ночевать в молельне и дневать».
Отвечал Нафан Давиду (полномочья
Где бы он ни взял, пророк не врёт):
«Снял с тебя Бог грех и ближе к ночи
Не умрёшь ты. Трон твой обесточат
И рубильник жизнь не оборвёт.
Но ты повод дал дурной врагам Господним
Господа хулить, смотреть косым
Взглядом на него из преисподней.
И когда ты сам спасён сегодня,
То умрёт родившийся твой сын».
И пошел Нафан в свой дом. Господь в отместку,
Что уронен был его престиж,
Поразил дитё, знай наших, дескать.
И ребёнка от болезни детской
Гиппократу было не спасти.
Но Давид молился Богу о младенце
И постился, и провёл всю ночь
Лёжа на земле, и в дом согреться
Не пошёл, на посох опереться
Не желал, всех прогоняя прочь.
А когда вошли к нему с едой старшины,
Царь лежал, не зажигая бра,
За шесть дней худой стал, как рейсшина.
А на день седьмой всё разрешилось,
И ребёнка Бог к себе прибрал.
Сообщить о том – самоубийства вроде,
Думали - пока был сын живой,
Сумасбродно ихне благородье
На земле каталось в огороде,
Ночевать не шло к себе домой.
А скажи ему, поди - младенец мёртвый...
Знают все, царь в прошлом был бандит,
Ни за что про что заедет в морду
И без криминального аборта
Что-нибудь худое учинит.
Видя, как народ межуется в раздумьях,
Донести боясь плохую весть,
Понял царь Давид про смерть в натуре
И спросил, а что – ребёнок умер?
И ему сказали всё, как есть.
Встал тогда Давид с земли, пошёл умылся,
Вроде как и не было беды,
В чистые одежды облачился,
Помолился, в дом свой возвратился
И потребовал себе еды.
Пил и ел Давид тогда весьма обильно,
Кто не ел с неделю, тот поймёт.
Был народ в недоуменье сильном.
Посмелее кто его спросили,
Почему он так себя ведёт -
Пока был ребёнок жив, Давид постился,
Голодал и плакал почём зря,
А ребёнок мёртв – развеселился,
В новые одежды нарядился,
Как понять причуды их царя?
Траур где и вой, сердечный где припадок,
Даже пусть наигранный чуть-чуть?
«Что тут понимать? - Ответ был краток -
Не читали вы Рене Декарта,
Кастанеду и другую муть.
Я от них усвоил истину простую,
Жить сегодня надо и сейчас.
Если мыслю, значит существую,
А ребёнок мёртв – мольбы впустую,
Гробовых* не водится у нас.
Думал я, Господь мои мольбы услышит,
Дитятко к себе не приберёт.
А когда спасти дитё не вышло,
Самоистязание излишне,
Что стараться, коль ребёнок мёртв?»
И Вирсавию, жену, Давид утешил,
К ней вошёл и быстро с нею спал.
Сына зачала она поспешно.
Правильно, кто умер, ну их к лешим...
Неслучайно Бог дитё прибрал.
Не был царь с Вирсавией де-юре в браке,
Урия, законный муж, был жив.
Языки, что злей чем у собаки,
Про отцовство вякали б двояко
О ребёнке новой госпожи.
Чтоб унять молву, сынок проблемный помер.
Новый народился, всё при нём,
Что он сын Давида, кто бы спорил.
Соломон Давидыч очень вскоре
Станет уважаемым царём.
Возлюбил его Господь, и женщин строем
Будет он иметь по всем углам,
А стране добавит геморроя -
Бог на то рукой глаза прикроет.
Соломон ему построит храм.
Иоав, что Урию тогда подставил
И Давида выполнил приказ,
С Раввой воевал и в город ставни
Выставил уже. Аммонитяне
Телом закрывали этот лаз.
Иоав тут поступил весьма достойно
И разумно, что царя гневить?
К славе царь - как к рюмке алкоголик.
А когда при славе ты покойник,
Лучше алкоголику налить.
Шлёт царю его Главком тогда депешу:
«Овладел я в городе водой,
Краны Равве перекрыл успешно.
Собирай народ и двигай спешно
Равву брать, как истинный герой.
Ибо город сдастся, моё имя всеми
Наречётся - Иоаваград.
Власть другая скажет – как посмели,
Переименует город в Йемен,
А меня лишит былых наград.
И собрал Давид народ неволить Равву,
На готовеньком он Равву взял.
С головы царя их против правил
Он венец содрал, венцу нет равных...
Не надеть его было нельзя -
Золота талант, алмазы книзу клонят
Голову Давида, режет вязь...
Это с непривычки, ведь на троне
Толком не сидел он, всё в поклонах
Выражал свою богобоязнь.
Город царский пал. Кого теперь бояться?
Много вывез с Раввы царь добра.
Наступило время расквитаться
С городом, что не хотел сдаваться,
Где сражалась даже детвора.
Под железные Давид клал молотилки
Всех подряд, играли желваки.
Очень пригодились лесопилки,
Впитывали кровь легко опилки,
Туши разрезались на куски.
Обжигательные печи тоже были.
Проявил Давид здесь артистизм.
Жгли живьём, потом не хоронили...
Его опыт люди не забыли,
Ведь нацизм и в Африке нацизм.
С Аммонитами потом легко и просто
Поступал Давид, лишь город брал,
Независимо от формы носа
Убивал. Сценарий Холокосты
Фюрер у Давида передрал.
Преумножив без того дурную славу,
Царь Давид, что Господом храним,
Из Дахау, Аммонитской Раввы,
Чтоб детей воспитывать ораву,
Возвратился в Иерусалим.
Царь Давид, рациональный до кошмара,
Ввёл такой в Израиле режим,
Что Тимур, чьи дикие татары
Гнали с мест народы, как отары,
Просто пастушонок рядом с ним.
* так называемый целитель Григорий Гробовой после трагедии в Беслане обещал матерям погибших детей воскресить умерших
Обсуждения Нас на бабу променял