В жестокий зной укрылся Авраам
И медитировал среди дубрав тенистых:
Быть иль не быть обрезанным Богам?
Он спорил сам с собой за атеиста:
«Что обрезается - всего лишь плоть,
Какая б ни была она при этом.
Бескрайнен, бестелесен наш Господь,
Обряд сей - знак священного завета».
Сам Авраам обрезан был уже
И потому совсем не удивился,
Когда в сопровожденье двух мужей
Бог племенной внезапно появился.
Отвесил Авраам земной поклон
И за назойливость просил прощенье,
Обхаживал гостей со всех сторон
И умолял отведать угощенья.
Согласно Бог тогда ему кивнул
И похвалил за рвение негромко.
К стадам, не медля, Авраам рванул
И заколол трёхлетнего телёнка.
Здесь зажиматься было не к лицу,
Ведь засветилась лампа Палладина.
И вот уже на стол несут мацу,
Масла, мясцо и дорогие вина.
От перспектив кружилась голова,
В глазах стояли слёзы умиленья -
В его дому святые божества,
Суть без телес, а хорошо поели.
Припомнил Авраам недавний транс
И выводы свои о плоти крайней:
Отрезать можно краешек от нас,
А края нет - какое обрезанье?
Сидели демиурги на крыльце
И рассуждали только о высоком.
Кружилась муха над столом цеце,
Но опалённая мгновенно сдохла.
«А Сарра где? - Спросил один из них,
Жена твоя, отличная девчонка.
Я буду здесь в один из выходных
И принесёт она тебе ребёнка».
Один из трёх ниспосланных послов,
Плоть бестелесная стреляла взглядом,
Прожилки извлекая из зубов,
Вела себя на редкость плотоядно.
Преклонный удивился Авраам:
А может это всё ему приснилось?
По возрасту проходит женский срам,
Обычное у Сарры прекратилось.
Вновь мысли в голове переплелись.
На гостя посмотрел он взглядом трезвым.
В душе опять проснулся атеист:
Похоже, этот всё-таки обрезан.
Слегка хозяин гостя осадил:
«Лет близко к сотне мне, мочусь в кровати.
Так поневоле, добрый Господин,
Поверишь в непорочное зачатье».
Здесь Сарра, скрытая в дверях шатра,
Беззвучно рассмеялась в то мгновенье:
«Стар господин мой, да и я стара,
Чтобы иметь на старость утешенье.
В мои, признаться, девяносто лет
Пристало думать только о покое.
Не трепещу уж милому в ответ,
Когда ко мне мой дед и всё такое».
Бог Сарру пристыдил, допив вино:
«Считать по-нашему, твой муж не старый.
Без вашего участья решено -
Сын Исаак появится у Сарры».
Зря Авраам не лезет на рожон -
Не верю - Станиславским он не скажет,
И в третьем действии его ружьё,
Висящее, пальнёт и не промажет.
(Не надо падать духом, старики.
Когда нам недоумкам-эгоистам
С детьми возиться было не с руки,
Господь даст шанс на старость отличиться.
Едва наш парусник сойдёт в утиль
И между ног повиснут наши снасти,
Господь по ветру развернёт наш киль.
Вновь задрожим мы от порыва страсти,
Не станем ей противиться тогда
И подтвердим на деле – третий лишний.
Перечеркнув бесплодные года,
Подарит нам наследника Всевышний.)
Господь сказал: «Что делать я хочу,
Не утаю теперь от Авраама.
Бездетную не поведу к врачу,
Сам подлечу я будущую маму.
Не доверяю этим господам,
А гинекологам срамным - тем паче.
Контрацептивам хода я не дам,
К презервативу отношусь иначе».
(Напоминает Богу он подчас
Кусочек незабвенной крайней плоти.
Интеллигенты пользуют у нас
Презерватив закладкою в блокноте.)
«От Авраама мы произведём
Народ великий, сильный и дородный.
Да обретут благословенье в нём
Иные палестинские народы.
И если вдруг вблизи Ливанских гор
В отдельное истории мгновенье
Этнический меж ними вспыхнет спор -
Преодолеем недоразуменья.
Кого рублём, ну а кого ремнём
Склоним к ортодоксальной нашей вере.
Отбившихся силком в загон вернём
И в резервации их пыл умерим.
Ведущий род из глубины веков
Народ мой в благоверии неистов.
Себя он в жертву принести готов».
(Так много позже гибли коммунисты.
Идея их толкала на редут,
Не всех, конечно, были исключенья.
Они потом порядок наведут
И доведут всех до ожесточенья.
Любили партию жены сильней,
Но к старой деве чувства притупились.
Сломались члены и в один из дней
Мамоне, как богине, поклонились.)
Бог племенной евреям предложил
Сломать религиозный треугольник,
А тем, кто с головою не дружил,
Вправлять мозги и возвращать в отстойник.
Своих Господь назначит пастухов,
А прочим всем овса подкинет в ясли.
Одним - вперёд глядеть поверх голов,
Другим - своё тавро чесать о прясла.
(В одном загоне все, но даже тут
Пути Господни неисповедимы.
Понуро Авель с Каином бредут.
Пред Богом все народы – побратимы.
Но если, скажем, Будда иль Аллах
Кого-нибудь из них недопризреет,
Совсем не удивлюсь, когда в сердцах
Один другого бульником огреет.
На разбирательства народец скор,
Любое дело стряпается споро,
И если не осудит прокурор,
Есть высший суд, хотя уже не скорый.
Рвач-адвокат и мировой судья,
Все прочие служители Фемиды…
С дней сотворения без них нельзя,
Хоть есть средь них законченные гниды.)
Творить Господь велел евреям суд
По правде, строго, прочим в назиданье…
(Милошевича вяжут и кладут
На жертвенник в Гааге. На закланье
За ним уже отправился Хусейн…
Сиону дал карт-бланш Бог, а что вышло?
Щекочут Богу кончики ноздрей
Дымы мостов и нефтяные вышки.
Не благовоние исходит от людей,
А гарь и копоть гневного Ирака.
На доморощенных присяжных и судей
Чихает Бог мокротою терактов.
Как до Ирана ненависть дойдёт,
Экстракты США и прочих проходимцев
Не переварит Господа живот,
На лиходеев вывернет Провидца.
На беспредел взирая наших лет,
Поймёт Господь, что наступила жопа,
И, несмотря на радуги завет,
Обрушит воды нового потопа.
В судилищах запутались века,
Пилат, иезуиты, приговоры...
Возмездие оставим, а пока
Содомом мы займёмся и Гоморрой.)
Мужи встают, по солнечным холмам
На дело отправляются к Содому.
За ними благоверный Авраам
Выходит проводить гостей из дому.
Сказал Господь: «Гоморрский слышу вопль,
Такой же вопль исходит из Содома.
Их грех велик и тягостен настоль,
Что наказанье выдастся весомым.
Каков на самом деле вопль на них
И кто вопит, сам снизойду, узнаю.
Доходит до меня истошный крик,
Отдельных слов, где мать, не понимаю».
Тут обратился к Богу Авраам,
В миг благородства истинно красивый:
«Неужто ты в порыве - Аз воздам,
Погубишь всех, святых и нечестивых?
По головам весь разделив позор,
Невинных перебить - весьма нетрудно.
Поступит ли Вселенский Прокурор
С паскудным местом столь неправосудно?
Что если есть людей хоть с пятьдесят
В тех городах простолюдинов честных?
Лес рубишь здесь, а щепки вверх летят,
Где без того от праведников тесно».
Бог внял: «Моя лишь сосчитает рать
Пятидесяти праведников лица,
Сдержу я вознесённую карать,
Не опущу на град с мечом десницу».
«Я прах и пепел, Господи прости,
Твой Авраам, задам вопрос свой вздорный:
Когда не досчитаешься пяти,
За сорок пять Ты истребишь весь город?»
Услышав - Нет, довёл до десяти
Торг Авраам. Спор с Богом прекратился.
С процентом ниже город не спасти -
На том сошлись. Бог дымкой растворился,
Тем дав понять, что он не скотовод -
По головам считать или по лицам:
«Спокоен Я, когда ко мне идёт
Дух правильный с полей моей землицы.
Приятен мне навоза крепкий дух.
Но стоит уловить мне запах скверны -
Всех уничтожу, изведу как мух
Хоть дихлофосом, хоть смолой, хоть серой».
И медитировал среди дубрав тенистых:
Быть иль не быть обрезанным Богам?
Он спорил сам с собой за атеиста:
«Что обрезается - всего лишь плоть,
Какая б ни была она при этом.
Бескрайнен, бестелесен наш Господь,
Обряд сей - знак священного завета».
Сам Авраам обрезан был уже
И потому совсем не удивился,
Когда в сопровожденье двух мужей
Бог племенной внезапно появился.
Отвесил Авраам земной поклон
И за назойливость просил прощенье,
Обхаживал гостей со всех сторон
И умолял отведать угощенья.
Согласно Бог тогда ему кивнул
И похвалил за рвение негромко.
К стадам, не медля, Авраам рванул
И заколол трёхлетнего телёнка.
Здесь зажиматься было не к лицу,
Ведь засветилась лампа Палладина.
И вот уже на стол несут мацу,
Масла, мясцо и дорогие вина.
От перспектив кружилась голова,
В глазах стояли слёзы умиленья -
В его дому святые божества,
Суть без телес, а хорошо поели.
Припомнил Авраам недавний транс
И выводы свои о плоти крайней:
Отрезать можно краешек от нас,
А края нет - какое обрезанье?
Сидели демиурги на крыльце
И рассуждали только о высоком.
Кружилась муха над столом цеце,
Но опалённая мгновенно сдохла.
«А Сарра где? - Спросил один из них,
Жена твоя, отличная девчонка.
Я буду здесь в один из выходных
И принесёт она тебе ребёнка».
Один из трёх ниспосланных послов,
Плоть бестелесная стреляла взглядом,
Прожилки извлекая из зубов,
Вела себя на редкость плотоядно.
Преклонный удивился Авраам:
А может это всё ему приснилось?
По возрасту проходит женский срам,
Обычное у Сарры прекратилось.
Вновь мысли в голове переплелись.
На гостя посмотрел он взглядом трезвым.
В душе опять проснулся атеист:
Похоже, этот всё-таки обрезан.
Слегка хозяин гостя осадил:
«Лет близко к сотне мне, мочусь в кровати.
Так поневоле, добрый Господин,
Поверишь в непорочное зачатье».
Здесь Сарра, скрытая в дверях шатра,
Беззвучно рассмеялась в то мгновенье:
«Стар господин мой, да и я стара,
Чтобы иметь на старость утешенье.
В мои, признаться, девяносто лет
Пристало думать только о покое.
Не трепещу уж милому в ответ,
Когда ко мне мой дед и всё такое».
Бог Сарру пристыдил, допив вино:
«Считать по-нашему, твой муж не старый.
Без вашего участья решено -
Сын Исаак появится у Сарры».
Зря Авраам не лезет на рожон -
Не верю - Станиславским он не скажет,
И в третьем действии его ружьё,
Висящее, пальнёт и не промажет.
(Не надо падать духом, старики.
Когда нам недоумкам-эгоистам
С детьми возиться было не с руки,
Господь даст шанс на старость отличиться.
Едва наш парусник сойдёт в утиль
И между ног повиснут наши снасти,
Господь по ветру развернёт наш киль.
Вновь задрожим мы от порыва страсти,
Не станем ей противиться тогда
И подтвердим на деле – третий лишний.
Перечеркнув бесплодные года,
Подарит нам наследника Всевышний.)
Господь сказал: «Что делать я хочу,
Не утаю теперь от Авраама.
Бездетную не поведу к врачу,
Сам подлечу я будущую маму.
Не доверяю этим господам,
А гинекологам срамным - тем паче.
Контрацептивам хода я не дам,
К презервативу отношусь иначе».
(Напоминает Богу он подчас
Кусочек незабвенной крайней плоти.
Интеллигенты пользуют у нас
Презерватив закладкою в блокноте.)
«От Авраама мы произведём
Народ великий, сильный и дородный.
Да обретут благословенье в нём
Иные палестинские народы.
И если вдруг вблизи Ливанских гор
В отдельное истории мгновенье
Этнический меж ними вспыхнет спор -
Преодолеем недоразуменья.
Кого рублём, ну а кого ремнём
Склоним к ортодоксальной нашей вере.
Отбившихся силком в загон вернём
И в резервации их пыл умерим.
Ведущий род из глубины веков
Народ мой в благоверии неистов.
Себя он в жертву принести готов».
(Так много позже гибли коммунисты.
Идея их толкала на редут,
Не всех, конечно, были исключенья.
Они потом порядок наведут
И доведут всех до ожесточенья.
Любили партию жены сильней,
Но к старой деве чувства притупились.
Сломались члены и в один из дней
Мамоне, как богине, поклонились.)
Бог племенной евреям предложил
Сломать религиозный треугольник,
А тем, кто с головою не дружил,
Вправлять мозги и возвращать в отстойник.
Своих Господь назначит пастухов,
А прочим всем овса подкинет в ясли.
Одним - вперёд глядеть поверх голов,
Другим - своё тавро чесать о прясла.
(В одном загоне все, но даже тут
Пути Господни неисповедимы.
Понуро Авель с Каином бредут.
Пред Богом все народы – побратимы.
Но если, скажем, Будда иль Аллах
Кого-нибудь из них недопризреет,
Совсем не удивлюсь, когда в сердцах
Один другого бульником огреет.
На разбирательства народец скор,
Любое дело стряпается споро,
И если не осудит прокурор,
Есть высший суд, хотя уже не скорый.
Рвач-адвокат и мировой судья,
Все прочие служители Фемиды…
С дней сотворения без них нельзя,
Хоть есть средь них законченные гниды.)
Творить Господь велел евреям суд
По правде, строго, прочим в назиданье…
(Милошевича вяжут и кладут
На жертвенник в Гааге. На закланье
За ним уже отправился Хусейн…
Сиону дал карт-бланш Бог, а что вышло?
Щекочут Богу кончики ноздрей
Дымы мостов и нефтяные вышки.
Не благовоние исходит от людей,
А гарь и копоть гневного Ирака.
На доморощенных присяжных и судей
Чихает Бог мокротою терактов.
Как до Ирана ненависть дойдёт,
Экстракты США и прочих проходимцев
Не переварит Господа живот,
На лиходеев вывернет Провидца.
На беспредел взирая наших лет,
Поймёт Господь, что наступила жопа,
И, несмотря на радуги завет,
Обрушит воды нового потопа.
В судилищах запутались века,
Пилат, иезуиты, приговоры...
Возмездие оставим, а пока
Содомом мы займёмся и Гоморрой.)
Мужи встают, по солнечным холмам
На дело отправляются к Содому.
За ними благоверный Авраам
Выходит проводить гостей из дому.
Сказал Господь: «Гоморрский слышу вопль,
Такой же вопль исходит из Содома.
Их грех велик и тягостен настоль,
Что наказанье выдастся весомым.
Каков на самом деле вопль на них
И кто вопит, сам снизойду, узнаю.
Доходит до меня истошный крик,
Отдельных слов, где мать, не понимаю».
Тут обратился к Богу Авраам,
В миг благородства истинно красивый:
«Неужто ты в порыве - Аз воздам,
Погубишь всех, святых и нечестивых?
По головам весь разделив позор,
Невинных перебить - весьма нетрудно.
Поступит ли Вселенский Прокурор
С паскудным местом столь неправосудно?
Что если есть людей хоть с пятьдесят
В тех городах простолюдинов честных?
Лес рубишь здесь, а щепки вверх летят,
Где без того от праведников тесно».
Бог внял: «Моя лишь сосчитает рать
Пятидесяти праведников лица,
Сдержу я вознесённую карать,
Не опущу на град с мечом десницу».
«Я прах и пепел, Господи прости,
Твой Авраам, задам вопрос свой вздорный:
Когда не досчитаешься пяти,
За сорок пять Ты истребишь весь город?»
Услышав - Нет, довёл до десяти
Торг Авраам. Спор с Богом прекратился.
С процентом ниже город не спасти -
На том сошлись. Бог дымкой растворился,
Тем дав понять, что он не скотовод -
По головам считать или по лицам:
«Спокоен Я, когда ко мне идёт
Дух правильный с полей моей землицы.
Приятен мне навоза крепкий дух.
Но стоит уловить мне запах скверны -
Всех уничтожу, изведу как мух
Хоть дихлофосом, хоть смолой, хоть серой».
Обсуждения Господь даст шанс на старость отличиться