На заборе две вороны
Обмывали телевизор,
Вызывая этим зависть
У Егора-мужика.
Он ругался и плевался
На засилье большевизма,
При котором без стремянки
Не залезть на облака.
А в это время бык колхозный
За бревенчатым за складом
Обещал покрыть двух тёлок,
Но оставил на потом.
На что юная пастушка
Разразилась громким матом,
Обозвав быка кастратом,
И огрев его кнутом.
А в правлении колхоза
В это время шло собранье,
Где о происках Хуссейна
Говорил бухгалтер Клим:
Мол, на что он уповает,
Голова его баранья!
Мол, решись эмир Кувейта,
И весь колхоз пойдёт за им!
А в эти самые мгновенья
Кот Василий ел сметану,
Рассуждал о жизни бренной
И о кошках всех мастей:
Мол, на вид такие цацы,
А по сути - все путаны,
Мол, хорошая сметана,
Но вчера была густей.
Съезд по телику крутили,
Где шла речь про выпуск акций.
День стоял погожий в доску
Без дождей и облаков.
А в это время три микроба
Под воздействием мутаций
Превратились из полезных
В вырожденцев и врагов.
А Егор глядел на небо
Потускневшими глазами.
Рассуждал о большевизме:
Мол, великий это грех...
А в это время две вороны
Уже лыка не вязали,
Полетели и упали,
И одна сказала: «Эх!»
Обмывали телевизор,
Вызывая этим зависть
У Егора-мужика.
Он ругался и плевался
На засилье большевизма,
При котором без стремянки
Не залезть на облака.
А в это время бык колхозный
За бревенчатым за складом
Обещал покрыть двух тёлок,
Но оставил на потом.
На что юная пастушка
Разразилась громким матом,
Обозвав быка кастратом,
И огрев его кнутом.
А в правлении колхоза
В это время шло собранье,
Где о происках Хуссейна
Говорил бухгалтер Клим:
Мол, на что он уповает,
Голова его баранья!
Мол, решись эмир Кувейта,
И весь колхоз пойдёт за им!
А в эти самые мгновенья
Кот Василий ел сметану,
Рассуждал о жизни бренной
И о кошках всех мастей:
Мол, на вид такие цацы,
А по сути - все путаны,
Мол, хорошая сметана,
Но вчера была густей.
Съезд по телику крутили,
Где шла речь про выпуск акций.
День стоял погожий в доску
Без дождей и облаков.
А в это время три микроба
Под воздействием мутаций
Превратились из полезных
В вырожденцев и врагов.
А Егор глядел на небо
Потускневшими глазами.
Рассуждал о большевизме:
Мол, великий это грех...
А в это время две вороны
Уже лыка не вязали,
Полетели и упали,
И одна сказала: «Эх!»
Обсуждения Сюсюрреалистическая песенка