В разбитом зеркале рыдают отраженья,
Вмурованные в одиночные камеры иллюзий;
И паутина трещин мирозданья
Разползается из пучины подозрений.
Разваливается полимер на атомы,
Разваливается интеграл на бессмысленные закорючки,
Разваливается бесконечность на песчинки,
И божество покрывается блямбами.
Ведь кто-то звал нас? Показалось?
Кто-то обознался, нас окликнув.
Но мы пришли. Увы, напрасно.
Проходим сквозь, проходим мимо,
Нигде не задерживаясь, –
Фугасные боевые шизики,
Сливающиеся в безликую массу,
Не запоминающиеся и забываемые.
Ненужный я, один из многих.
Терзает сердце пустота
И нет доверья никому.
Банкротство духа, зеро чувств.
На алтаре любови – прах.
И мыслей дурь, и слабость – страх.
Играет траурный оркестр прокаженных,
Все музыканты в изгойных балахонах,
Их слушают только нищие и калеки,
Не кидая, однако, соплей и монеток.
Ленивое солнце обвисло.
Инструменты расстроены,
Фальшиво ноют невпопад,
Ведь дирижер мертв восьмые сутки,
Поэтому каждый лабает сам по себе,
Вливая свое скволыжание
В густую и тягучую какофонию хаоса.
И вот биомасса натужилась
И, разродившись огнем, исторгла из себя
Яростное соло белой горячки
На раскаленном саксофоне валькирий,
Разбрызгавшись мгновениями ошпаренных нот –
Оазисы бытия.
Сгорела церковь, сгорел бордель,
Сгорела больница, сгорел кабак,
Сгорели ясли, сгорел дурдом,
Сгорела школа, сгорел притон.
Голодные бродят людоеды,
Голодные бродят людоедки,
Голодная бродит плоть,
Голодные бродят желания.
На острове несбывшихся надежд
Танцуют куклы кукарачу.
Но руки сломаны у них,
Болтаются обрывки нитей.
И время сломано у них,
И грезы сломаны у них,
И судьбы сломаны у них…
Сошли с ума без кукловода.
Цунами одиночества. Нахлынув.
Никто не звал нас. Показалось…
Вмурованные в одиночные камеры иллюзий;
И паутина трещин мирозданья
Разползается из пучины подозрений.
Разваливается полимер на атомы,
Разваливается интеграл на бессмысленные закорючки,
Разваливается бесконечность на песчинки,
И божество покрывается блямбами.
Ведь кто-то звал нас? Показалось?
Кто-то обознался, нас окликнув.
Но мы пришли. Увы, напрасно.
Проходим сквозь, проходим мимо,
Нигде не задерживаясь, –
Фугасные боевые шизики,
Сливающиеся в безликую массу,
Не запоминающиеся и забываемые.
Ненужный я, один из многих.
Терзает сердце пустота
И нет доверья никому.
Банкротство духа, зеро чувств.
На алтаре любови – прах.
И мыслей дурь, и слабость – страх.
Играет траурный оркестр прокаженных,
Все музыканты в изгойных балахонах,
Их слушают только нищие и калеки,
Не кидая, однако, соплей и монеток.
Ленивое солнце обвисло.
Инструменты расстроены,
Фальшиво ноют невпопад,
Ведь дирижер мертв восьмые сутки,
Поэтому каждый лабает сам по себе,
Вливая свое скволыжание
В густую и тягучую какофонию хаоса.
И вот биомасса натужилась
И, разродившись огнем, исторгла из себя
Яростное соло белой горячки
На раскаленном саксофоне валькирий,
Разбрызгавшись мгновениями ошпаренных нот –
Оазисы бытия.
Сгорела церковь, сгорел бордель,
Сгорела больница, сгорел кабак,
Сгорели ясли, сгорел дурдом,
Сгорела школа, сгорел притон.
Голодные бродят людоеды,
Голодные бродят людоедки,
Голодная бродит плоть,
Голодные бродят желания.
На острове несбывшихся надежд
Танцуют куклы кукарачу.
Но руки сломаны у них,
Болтаются обрывки нитей.
И время сломано у них,
И грезы сломаны у них,
И судьбы сломаны у них…
Сошли с ума без кукловода.
Цунами одиночества. Нахлынув.
Никто не звал нас. Показалось…