Надцать лет

В руке его тот самый чемодан,
С которым он ушёл уж надцать лет назад,
Одет он в тот же серый кардиган,
Как, всё же, изменило его время им под стать...

Глубокие морщины взбороздили всё лицо,
И седина отвоевала поле шевелюры.
Наверное, не тронутым осталось лишь кольцо
На пальце безымянном этого, быть может, Юры...

Не изменилось ничего... почти:
И под ногами гальки хруст, разбросанной навеки,
По-прежнему сапожник в мастерской своей стучит,
С окна напротив гомон, но уже без взрывов смеха...

В зелёный перекрасили забор.
Переложили кровли оцинкованным железом.
А вот и арка – это вход во двор,
Всё тот же запах в нос,– как будто сыростью из леса.

Он вспомнил вечер, вспомнился тот сам,
Когда он наспех жизнь переиначил,–
Тогда казалось раз и навсегда,–
И красные её глаза от горестного плача.

Как гром средь неба в ясный день весны:
«Прости меня. Так вышло. Я полюбил другую...»
Гнетущее молчание, потом её мольбы,
И заклинания, и крики, и угрозы всуе!

Разбитого сервиза звон в ушах,
Обнять её попытки, и «Не надо, Вера!»
Потом внезапный штиль в её словах.
Апатия. Руины. Был огонь, осталась сера...

Он тихо, будто вор, собрал бельё,
И, взгляд не поднимая, вышел в брошенную дверь,
Закрыл её своим ещё ключом,
Замешкавшись на миг, его в почтовый бросил ей.

И понесло по всей одной шестой:
Владивосток, Казань, и Минск, и Киев;
И если бы виной тому любовь,
Что на поверку оказалась временной стихией.

Он ей писал... сначала, слал открытки.
Не отвечала. Думал: «Ну, со временем простит...»
Потом всё реже, как обычно в жизни.
И перестал. Зачем былое новым бередить?..




Года мытарств. И размышлений тоже.
В итоге что – ни дома, ни семьи и ни детей.
И как-то раз он понял всё – О, Боже!
Но долго, очень долго не решался ехать к ней.

Но вот он здесь. Вдыхает сырость леса.
Всё те же десять метров до парадного дойти.
Он был везде, но это его место,
Осталось десять метров, два пролёта от пути...

Теперь сапожник где-то в самом сердце
С остервенением стучит в изношенный каблук,
И с губ слетает двойственное «Вера...»,
И через пол минуты в дверь настойчивости стук.


Открыла. Незнакомая. Чужая.
И сразу: «Что Вам надо?», «Вы к кому?», «Такой здесь нет».
– Но как же нет?! Была, я точно знаю!

– Ах, да, была. Но умерла она
Уж надцать лет...