Мельница по-над рекою,
В небе полная луна.
Ветер. В чаще волки воют.
Ночь таинственно-страшна.
За дубовыми дверями
Старой мельницы – шум-гам.
Две русалки с упырями,
Чёрт, ведьмак и ведьма там.
Собрались порой ночною,
Ясно-лунной на шабаш.
Чудо-юдо под сосною
Стережёт сей эпатаж.
Студень на столе, колбасы,
Хрен и огненный первак,
Жбан ядрёнейшего квасу,
Плов, пельмени и форшмак.
От обжорства не до пляса,
В пляс пойдёт, какой дурак.
Точат лясы свистоплясы,
Сыто нюхая табак.
Не прошло и получаса,
Превратился стол в бардак.
Уничтожены запасы.
Начинается гопак.
Пышут жаркой краской рожи,
В свете факелов, лучин.
Волосатость женских ножек
Ублажает взор мужчин.
Нет причины для кручины.
Озорной царит здесь пляс.
Чёрт бедовый на дивчину
Положил лукавый глаз.
А ведьмак лихой с баяном
Пляшет зло с ведьмищей пьяной,
Скачет вприсед, как козёл,
Страсть. Трещит дощатый пол.
Ластоногие русалки
Гнут частушки вперепалку.
Вурдалак танцует степ.
Ночь. Луна. Гудит вертеп.
В небе полная луна.
Ветер. В чаще волки воют.
Ночь таинственно-страшна.
За дубовыми дверями
Старой мельницы – шум-гам.
Две русалки с упырями,
Чёрт, ведьмак и ведьма там.
Собрались порой ночною,
Ясно-лунной на шабаш.
Чудо-юдо под сосною
Стережёт сей эпатаж.
Студень на столе, колбасы,
Хрен и огненный первак,
Жбан ядрёнейшего квасу,
Плов, пельмени и форшмак.
От обжорства не до пляса,
В пляс пойдёт, какой дурак.
Точат лясы свистоплясы,
Сыто нюхая табак.
Не прошло и получаса,
Превратился стол в бардак.
Уничтожены запасы.
Начинается гопак.
Пышут жаркой краской рожи,
В свете факелов, лучин.
Волосатость женских ножек
Ублажает взор мужчин.
Нет причины для кручины.
Озорной царит здесь пляс.
Чёрт бедовый на дивчину
Положил лукавый глаз.
А ведьмак лихой с баяном
Пляшет зло с ведьмищей пьяной,
Скачет вприсед, как козёл,
Страсть. Трещит дощатый пол.
Ластоногие русалки
Гнут частушки вперепалку.
Вурдалак танцует степ.
Ночь. Луна. Гудит вертеп.
Обсуждения Вертеп