Я себе завещал сокровенную даль

Сколько страха было в этих глазах,
Хватит не на одну войну,
Это нервы клевал по зернышку Вакх,
Это небо сползало в стакане ко дну.
И по утру кровавый закат умывал
Опаленные щеки кошмаров ночных,
Я пустыми словами по ветру плевал,
Мне в лицо возвращался затрещиной стих.
И когда все кончалось, рождался я вновь
На углях и костях, на сединах рванья,
Вспоминала, стреляла в ворота любовь,
И я раненым сердцем ей дверь отворял.
Прохрипели снега, засвистели ручьи,
На ладонях остался чернеющий лед,
Отыграли сценарии сны-палачи,
И опять меня солнечный бред призовет.
Но от страха, что выжег эти глаза,
И от нервов, что выели стрелки шагов,
До сих пор назиданье, надежда-весна
Разбивается льдом, перемазавшись в мед.
Соберусь к покаянью, да память слаба,
От души отрывается ломть красоты,
Не к столу все господство глазами раба,
Так куда нам идти, когда не по пути.
На свече замирает вопросов вопрос,
Он завис в пустоте и смеется огнем,
Поиграй с ним в слова, да строкой легкой сбрось,
Мы скрипучие мысли молитвой запьем.
А молитва – совет, а советом – любовь,
А со стен свет иконы, скорбящая мазь,
А по телу – душа, облетая острог,
Обыскалась моих непроветренных глаз.
От заброшенных рощ мой прикормленный сад,
От холодной зари – ламп домашних поднос,
Я себе обещание, помню, давал,
Только ночью его незнакомец унес.
Незнакомец-июнь, незнакомец-сентябрь,
Я забыл имена сквозняков-перемен,
Я себе завещал сокровенную даль,
А земля то цвела под ногами, летел
Путь избытый, да мой, путь истертый, да свой,
В дар не снесть, на чужое плечо не взвалить,
Я свое ремесло поливаю водой
Своих дней, как микстурой, покуда болит.
Я давно не в чину, но не это ль чин мой,
Я давно не иду, но не это ль мой путь.
И мне лучше не с чем, чем за пазух с дерьмом,
Да милее никак, чем авось как-нибудь.