Нас встретил солнцем и теплом
Старинный город с куполами,
С садами над седым Днепром,С каштанами и тополями.
Оживший вновь после войны,
Дышал он мягкой чистотою
И после северной зимы
Пленял покоем и весною.
О нём всегда мечтала мать,
Как о каком-то светлом крае,
А мне ни думать, ни писать
Не хочется об этом рае.
Нам дали комнату одну
С соседями в квартире новой,
Но с ними вечную войну
Вести мы были не готовы.
От постоянных передряг,
Скандалов, жалоб, пересудов
Подкрался к маме страшный враг -
Тромбоз измученных сосудов.
И сколько может человек
Снести на жизненной дороге?
Не рассчитал суровый ЖЭК
Судьбы печального итога.
Свалилась мать в параличе
И много лет лежала дома,
А помощь скудная врачей,
Наверно, каждому знакома.
Отец любил её как друг,
Как муж, так искренне и свято,
Не мог он видеть долгих мук
И только тихо слёзы прятал.
Слепой измученный старик,
Он отдавал все силы маме
И, не поняв врачей язык,
Хотел спасти её упрямо.
Такого мужества урок
Я не забуду до могилы,
И, если есть на свете Бог,
Пусть даст покой он душам милым.
Я всё ходила в Районо,
Просилась на работу в школу,
Но повторяли мне одно:
Вакантных мест не будет скоро.
Я в Бирске девушкой была,
Ребёнком милым в Поляковке,
А в Киеве вдруг поняла,
Что я обычная жидовка.
Весь мир - живой антисемит
С решением, навеки данным,
Христос был только раз убит,
Нас убивают постоянно.
Как Гитлер, морят в лагерях,
Бьют тихо взглядами, словами,
Ты вечный жид, ты вечный враг
С большими грустными глазами.
Я не могу сказать, что мы
Есть наилучшая из наций,
Но в стенах мировой тюрьмы
Над нами любят издеваться.
Накал общественных страстей
Находит в ненависти выход:
Народам нужен свой еврей,
И презираемый, и тихий.
И Киев - это то из мест,
Где ненавидели евреев,
Был тяжек украинский крест
После войны для иудея.
Вот почему скупых часов
Литературы мне не дали,
Но пионерских вожаков
Им, очевидно, не хватало.
И мне пришлось, как в детстве, вновь
Одеть на шею галстук красный,-
Вожатый был всегда готов
Служить для родины прекрасной.
Лет через пять мне дали класс,
И началась моя работа.
Была я счастлива не раз,
И всё домашние заботы,
И неприкаянность, и грусть
Я забывала на уроках,
Судить я взрослых не берусь,
Но дети так же одиноки
И непосредственны, как я,
И потому с годами школа
Нужна мне стала, как семья,
Как радость в жизни невесёлой.
Мы проводили вечера,
Ходили в долгие походы,
Вся жизнь моя была игра,
А мать лежала без ухода.
Эгоистична, молода,
Я не хотела знать о боли,
И вся семейная беда
На папину досталась долю.
С детьми возиться нелегко,
И школа забирая силы,
Работа любит дураков,-
Меня так сильно загрузили,
Что вскоре стала я болеть:
Тщеславье обернулось лихом,
А к маме подбиралась смерть
Незамедлительно и тихо.
Выл где-то нудно старый пёс,
В окошко голубь бил упрямо,
И не хватало больше слёз -
В агонии лежала мама.
Она под утро умерла,
Отец был болен и растерян:
Всем для него была жена,
И больше не был он уверен,
Что стоит продолжать дышать
И жить на этом свете бренном,
И забрала, конечно, мать
Его с собою постепенно.
Он протянул ещё шесть лет
Лишь по инерции, случайно,
Весь высох - маленький скелет
В глазах с застывшей, тихой тайной.
Спросила как-то я отца
О том, что, вопреки природе,
Его не мучит страх конца
И он спокоен и свободен.
Ответил он, что жизнь ему
Большие принесла страданья
И покидает он тюрьму
Без ужаса и покаянья.
Отец сказал мне как-то вдруг,
Что он умрёт сегодня ночью,
Был постоянен мой испуг,
Давно засел он в душу прочно.
Спокойно вечером уснул,
Чтоб никогда не просыпаться,
Как будто в лучшую страну
Ушла душа его спасаться.
Нет милосердию конца:
Я помню эти дни глухие,
Когда любимого отца
Похоронили все чужие,
И гроб склонялся в их руках,
И я была одна, но с ними,
И жизнь мою, и этот прах
Оберегали все чужие.
В тяжёлый миг, в тяжёлый час,
В минуты жизни роковые
Порой роднее всех родных
Тебе становятся чужие.
Осталась я совсем одна,
Пустая комната дышала
Несчастьем, выпитым до дна,
И я, казалось, умирала.
Тогда я начала писать:
Душа, разбуженная стресом,
Стремилась высшее познать -
Рождалась в муках поэтесса.
В то время шёл уже исход
Евреев из страны великой,
Судьба опять звала вперёд...
Сначала мне казалось диким,
Что я могу оставить дом,
Детей, и школу, и могилы,
Но очень медленно, с трудом
Нашла в себе я всё же силы
К ОВИРу ближе подойти -
Увидела толпу народа,
Евреи были вновь в пути:
Манили деньги и свобода.
А что влекло меня туда,
Где не было души знакомой?
Возможно, мучила беда,
Звала надежда - я не помню.
Два чемодана, самолёт,
Таможников чужие лица,
На Вену быстрый перелёт,
Передо мною - заграница.
Старинный город с куполами,
С садами над седым Днепром,С каштанами и тополями.
Оживший вновь после войны,
Дышал он мягкой чистотою
И после северной зимы
Пленял покоем и весною.
О нём всегда мечтала мать,
Как о каком-то светлом крае,
А мне ни думать, ни писать
Не хочется об этом рае.
Нам дали комнату одну
С соседями в квартире новой,
Но с ними вечную войну
Вести мы были не готовы.
От постоянных передряг,
Скандалов, жалоб, пересудов
Подкрался к маме страшный враг -
Тромбоз измученных сосудов.
И сколько может человек
Снести на жизненной дороге?
Не рассчитал суровый ЖЭК
Судьбы печального итога.
Свалилась мать в параличе
И много лет лежала дома,
А помощь скудная врачей,
Наверно, каждому знакома.
Отец любил её как друг,
Как муж, так искренне и свято,
Не мог он видеть долгих мук
И только тихо слёзы прятал.
Слепой измученный старик,
Он отдавал все силы маме
И, не поняв врачей язык,
Хотел спасти её упрямо.
Такого мужества урок
Я не забуду до могилы,
И, если есть на свете Бог,
Пусть даст покой он душам милым.
Я всё ходила в Районо,
Просилась на работу в школу,
Но повторяли мне одно:
Вакантных мест не будет скоро.
Я в Бирске девушкой была,
Ребёнком милым в Поляковке,
А в Киеве вдруг поняла,
Что я обычная жидовка.
Весь мир - живой антисемит
С решением, навеки данным,
Христос был только раз убит,
Нас убивают постоянно.
Как Гитлер, морят в лагерях,
Бьют тихо взглядами, словами,
Ты вечный жид, ты вечный враг
С большими грустными глазами.
Я не могу сказать, что мы
Есть наилучшая из наций,
Но в стенах мировой тюрьмы
Над нами любят издеваться.
Накал общественных страстей
Находит в ненависти выход:
Народам нужен свой еврей,
И презираемый, и тихий.
И Киев - это то из мест,
Где ненавидели евреев,
Был тяжек украинский крест
После войны для иудея.
Вот почему скупых часов
Литературы мне не дали,
Но пионерских вожаков
Им, очевидно, не хватало.
И мне пришлось, как в детстве, вновь
Одеть на шею галстук красный,-
Вожатый был всегда готов
Служить для родины прекрасной.
Лет через пять мне дали класс,
И началась моя работа.
Была я счастлива не раз,
И всё домашние заботы,
И неприкаянность, и грусть
Я забывала на уроках,
Судить я взрослых не берусь,
Но дети так же одиноки
И непосредственны, как я,
И потому с годами школа
Нужна мне стала, как семья,
Как радость в жизни невесёлой.
Мы проводили вечера,
Ходили в долгие походы,
Вся жизнь моя была игра,
А мать лежала без ухода.
Эгоистична, молода,
Я не хотела знать о боли,
И вся семейная беда
На папину досталась долю.
С детьми возиться нелегко,
И школа забирая силы,
Работа любит дураков,-
Меня так сильно загрузили,
Что вскоре стала я болеть:
Тщеславье обернулось лихом,
А к маме подбиралась смерть
Незамедлительно и тихо.
Выл где-то нудно старый пёс,
В окошко голубь бил упрямо,
И не хватало больше слёз -
В агонии лежала мама.
Она под утро умерла,
Отец был болен и растерян:
Всем для него была жена,
И больше не был он уверен,
Что стоит продолжать дышать
И жить на этом свете бренном,
И забрала, конечно, мать
Его с собою постепенно.
Он протянул ещё шесть лет
Лишь по инерции, случайно,
Весь высох - маленький скелет
В глазах с застывшей, тихой тайной.
Спросила как-то я отца
О том, что, вопреки природе,
Его не мучит страх конца
И он спокоен и свободен.
Ответил он, что жизнь ему
Большие принесла страданья
И покидает он тюрьму
Без ужаса и покаянья.
Отец сказал мне как-то вдруг,
Что он умрёт сегодня ночью,
Был постоянен мой испуг,
Давно засел он в душу прочно.
Спокойно вечером уснул,
Чтоб никогда не просыпаться,
Как будто в лучшую страну
Ушла душа его спасаться.
Нет милосердию конца:
Я помню эти дни глухие,
Когда любимого отца
Похоронили все чужие,
И гроб склонялся в их руках,
И я была одна, но с ними,
И жизнь мою, и этот прах
Оберегали все чужие.
В тяжёлый миг, в тяжёлый час,
В минуты жизни роковые
Порой роднее всех родных
Тебе становятся чужие.
Осталась я совсем одна,
Пустая комната дышала
Несчастьем, выпитым до дна,
И я, казалось, умирала.
Тогда я начала писать:
Душа, разбуженная стресом,
Стремилась высшее познать -
Рождалась в муках поэтесса.
В то время шёл уже исход
Евреев из страны великой,
Судьба опять звала вперёд...
Сначала мне казалось диким,
Что я могу оставить дом,
Детей, и школу, и могилы,
Но очень медленно, с трудом
Нашла в себе я всё же силы
К ОВИРу ближе подойти -
Увидела толпу народа,
Евреи были вновь в пути:
Манили деньги и свобода.
А что влекло меня туда,
Где не было души знакомой?
Возможно, мучила беда,
Звала надежда - я не помню.
Два чемодана, самолёт,
Таможников чужие лица,
На Вену быстрый перелёт,
Передо мною - заграница.
Обсуждения ПУТЬ - Глава пятая - Киев Автобиография Любовь Флиттер в...