Я помню город над рекой,
Где пахло яблоками летом,
Где пароход гудел порой,Прибившись к пристани нагретой.
Там снег до крыш лежал зимой,
Весною льды будили город,
И ребятишки шли гурьбой
Смотреть, как лёд тяжёлый вспорот.
По тихой медленной реке
Бродил паром два раза в сутки,
Темнел орешник вдалеке
А на пруду кричали утки.
Там в центре города был сад,
И танцевали в парке пары,
В забытой церкви без оград
Зерно хранили, как в амбаре.
В кинотеатр спешил народ
Увидеть, как живёт Европа,
И торговали у ворот
Водою розовой с сиропом.
По главной улице ходил
Пузатый маленький автобус,
Гудел в гудок, вздымая пыль,
И уезжал, спиною горбясь.
За каждым домом огород
Раскидывал живые грядки,
И липы редкостных пород
Стояли в правильном порядке.
Все магазины шли в рядок,
Базары славились торговлей,
Жил тихой жизнью городок
В домах под деревянной кровлей.
За нашим домом был овраг,
Где жили серые лягушки
И дети в низеньких кустах
Малину собирали в кружки.
За родниковою водой
Шли долго вниз, к песчаным скалам,
И влагой, чистой и живой,
Земля прохожих угощала.
Был в городе том институт,
Две швейных фабрики, аптека,
Три школы, баня, важный суд,
Прекрасная библиотека.
Я ей обязана собой,
Своей любовью к мысли мудрой,
Я ей обязана судьбой,
И независимой, и трудной.
Нельзя всю жизнь из серых дней
Бежать в дворцы волшебных сказок
И жить среди живых людей,
Как среди выдуманных масок,
Но книгу нечем заменить
В период отрочества чуткий,
Чтобы впервые мир открыть,
И удивительный, и жуткий.
С индейцами сквозь тёмный лес
Я шла, врагу стрелу готовя.
У них хранить училась честь
И верить ближнему на слово,
Среди тургеневских невест
Ценить училась силу духа,
С Раскольниковым шла на крест,
Убив несчастную старуху.
Я с Дон Кихотом на коне
Искала правду, с веком споря,
И с Пьером на святой войне
Спасала душу в мире горя.
Гармонии святой урок
Дала мне Пушкинская лира,
И говорил со мной Бог
Устами мудрого Шекспира.
А потому из школьных лет
В провинции, седой и хмурой,
Я помню лишь один предмет:
Любимую литературу.
Мы в Бирск приехали, когда
Мне было десять лет отроду,
Глухая ссыльная беда
Мою не стиснула свободу,-
Есть у ребёнка мир иной,
Иные праздники и будни,
Была я очень озорной,
Не замечала жизни трудной.
То был какой-то странный быт,
Когда живут по воле Бога,
Не думая, что день сулит,
Забыв о завтрашней тревоге.
Наш угол был полупустой:
Стояли стол и две кровати,
Чулан да сени, печь с трубой
И окна, заткнутые ватой.
Но под окном росла трава,
За домом пел ручей искристый,
И пахли свежие дрова,
И воздух был живой и чистый.
Любила я в морозный день
Рассматривать узоры окон
Иль перелезть через плетень
И убежать к реке далёкой,
Где плыл над прорубью туман
И рыбаки сидели в шубах
И где катался мальчуган,
Коньки к пимам приделав грубо.
Над речкою была гора
С тяжёлой коркой ледяною,
Там после школы детвора
Каталась дружною гурьбою.
Мы забывали про еду
И часто варежки теряли,
Валялись мокрые на льду,
Но никогда не простывали.
Манила светлая река
Меня к себе зимой и летом,
Над ней клубились облака
И пар вставал, лучом согретый.
Там вербы нежные цвели,
Песок был золотой и чистый,
Склонялись ивы до земли,
Осинок трепетали листья.
Я с детских лет была одна
И шла своим путём куда-то,
Глухая эта сторона
Сменила мне отца и брата.
Негромко ветер выл в трубе,
Был день, с другими очень схожий,-
Они пришли из МГБ -
Мурашки бегали по коже.
Забрали от меня отца...
Мать побежала к пароходу,
Тянулся вечер без конца,
Тяжёлый вечер злого года.
И в первый раз я поняла,
Как вдруг пустеет место в доме,
Я даже плакать не могла,
Лишь забывалась в тесной дрёме.
Вернулась мама - тихий быт
Мы продолжали монотонно,
Тот вечер был полузабыт,
Не слышалось ни слёз, ни стонов.
Мать всё могла перенести:
Смерть сына, мужа наказанье,
Меня по жизни провести
И не показывать страданья.
После работы, сев за стол,
Она в ЦК писала письма,-
Посланий Сталин не прочёл,
Ответа нам на них не выслал.
Отец осваивал ГУЛАГ,
А мы ютились в хатке тесной,
Пока какой-то новый враг
Не стал правительству известен.
И начался процесс врачей,
Процесс надуманный и страшный,
С работы сняли мать, и щей
Уже не ели мы вчерашних.
С пороком сердца по домам
Она стирать бельё ходила
И корку хлеба пополам
Спокойно на двоих делила.
Я начала уже взрослеть,
Мне белым валенки подшили,
Из платья выросла на треть,
Но нового не попросила.
Сказала мама: "Мы бедны,
И слово -нет- должна ты помнить",
Среди достойных той страны
Мы были люди вне закона.
Но в день той горестной зимы
Мне счастье выпало на долю:
Надев подшитые пимы,
Я шла сквозь снег к реке по полю.
Зашевелился вдруг снежок,
И писк раздался очень звонкий:
От холода дрожал щенок,
И лёд намёрз на шкурке тонкой.
Я принесла его домой
И телогрейкою укрыла,
Он ожил, стал моей семьёй,-
Я никого так не любила,
Как эту нежную мою,
Простую мудрую дворнягу,
Мне заменившую семью
И научившую отваге,
Чтобы так ближнего любить,
Так понимать, жалеть и верить,
Не человеком надо быть,
А этим тонким, чутким зверем.
Её убили на глазах
И в будку бросили на трупы
Других задушенных собак,
Я, помню, закусила губы
И в обморок на пару дней
Упала в непосильной коме,
И с этих пор боюсь людей
И не держу собаку в доме.
В заштатном нашем городке
Не знали люди телефона,
Общались с миром по реке
И жили по простым законам.
Все одинаково бедны,
Без сильной зависти друг к другу,
После суровых лет войны
Ремни затягивали туго.
Простая пища: молоко,
Краюха хлеба, две картошки,-
Хлеб уважали глубоко
И не выбрасывали крошки.
Но среди бедной жизни той
Почти не знали преступлений,
Спокойно ночью шли домой,
Замок не вешали на сени.
Росла я, как трава в степи,
Без указаний и поддержки,
Лишь иногда среди пути
Чужие слышала насмешки.
Нас забивали, как могли,
Давили дома, в школе - всюду,
И душу вывести из мглы
И сохранить подобно чуду.
Осталась я сама собой
Лишь с помощью особой силы,
Которая всегда со мной
От дня рожденья до могилы.
Она ведёт меня, как нить,
И не даёт упасть и сбиться,
Предупреждает и хранит
И не пускает приземлиться.
И если б я могла всегда
Услышать голос мой ведущий,
Меня б не тронула беда,
И не было бы жизни лучшей.
Но часто от самой себя
Бегу я по чужому следу,
Свою дорогу не любя,
Живу, как нравится соседу.
Внушали с детства все вокруг,
Что каждой девушке на свете
Положен жизненный супруг
И обязательные дети.
Уже в свои семнадцать лет
Я поняла довольно ясно,
Что для меня супруга нет
И ожидать его напрасно.
Судьба дала мне мир страстей,
Живую душу, ум открытий,
Но всё укрыла от людей
Лицом уродливо забитым.
И я сквозь жизнь прошла одна,
Живая за нелепой маской,
Страдала, падая до дна,
И всё ждала любви и ласки,
И за любовью этой в свет
Ушла, чтоб суженого встретить,
И вот уже на склоне лет
Должна я для себя заметить,
Что неприкаянность моя
Очистила мне душу болью,
Не заменю страданья я
Ничьею пламенной любовью.
Окончила в шестнадцать лет
Я школу среднюю и знала,
Что ждёт меня университет,-
Провинции мне было мало.
Я в деревянный чемодан
С замочком на горбатой крышке
Свой уложила сарафан
И обязательные книжки.
Автобус старенький ворчал,
А за окном стояла мама,
Никто не плакал, не кричал,
Я зубы стиснула упрямо...
Судьба звала меня вперёд
Навстречу радостям и мукам,
Я не люблю ничьих забот
И на свои надеюсь руки.
За независимость мою
Плачу я тягостную плату,
Но всё равно ей гимн пою
Уже на жизненном закате.
Глава третья
Город над рекой
Я помню город над рекой,
Где пахло яблоками летом,
Где пароход гудел порой,
Прибившись к пристани нагретой.
Там снег до крыш лежал зимой,
Весною льды будили город,
И ребятишки шли гурьбой
Смотреть, как лёд тяжёлый вспорот.
По тихой медленной реке
Бродил паром два раза в сутки,
Темнел орешник вдалеке
А на пруду кричали утки.
Там в центре города был сад,
И танцевали в парке пары,
В забытой церкви без оград
Зерно хранили, как в амбаре.
В кинотеатр спешил народ
Увидеть, как живёт Европа,
И торговали у ворот
Водою розовой с сиропом.
По главной улице ходил
Пузатый маленький автобус,
Гудел в гудок, вздымая пыль,
И уезжал, спиною горбясь.
За каждым домом огород
Раскидывал живые грядки,
И липы редкостных пород
Стояли в правильном порядке.
Все магазины шли в рядок,
Базары славились торговлей,
Жил тихой жизнью городок
В домах под деревянной кровлей.
За нашим домом был овраг,
Где жили серые лягушки
И дети в низеньких кустах
Малину собирали в кружки.
За родниковою водой
Шли долго вниз, к песчаным скалам,
И влагой, чистой и живой,
Земля прохожих угощала.
Был в городе том институт,
Две швейных фабрики, аптека,
Три школы, баня, важный суд,
Прекрасная библиотека.
Я ей обязана собой,
Своей любовью к мысли мудрой,
Я ей обязана судьбой,
И независимой, и трудной.
Нельзя всю жизнь из серых дней
Бежать в дворцы волшебных сказок
И жить среди живых людей,
Как среди выдуманных масок,
Но книгу нечем заменить
В период отрочества чуткий,
Чтобы впервые мир открыть,
И удивительный, и жуткий.
С индейцами сквозь тёмный лес
Я шла, врагу стрелу готовя.
У них хранить училась честь
И верить ближнему на слово,
Среди тургеневских невест
Ценить училась силу духа,
С Раскольниковым шла на крест,
Убив несчастную старуху.
Я с Дон Кихотом на коне
Искала правду, с веком споря,
И с Пьером на святой войне
Спасала душу в мире горя.
Гармонии святой урок
Дала мне Пушкинская лира,
И говорил со мной Бог
Устами мудрого Шекспира.
А потому из школьных лет
В провинции, седой и хмурой,
Я помню лишь один предмет:
Любимую литературу.
Мы в Бирск приехали, когда
Мне было десять лет отроду,
Глухая ссыльная беда
Мою не стиснула свободу,-
Есть у ребёнка мир иной,
Иные праздники и будни,
Была я очень озорной,
Не замечала жизни трудной.
То был какой-то странный быт,
Когда живут по воле Бога,
Не думая, что день сулит,
Забыв о завтрашней тревоге.
Наш угол был полупустой:
Стояли стол и две кровати,
Чулан да сени, печь с трубой
И окна, заткнутые ватой.
Но под окном росла трава,
За домом пел ручей искристый,
И пахли свежие дрова,
И воздух был живой и чистый.
Любила я в морозный день
Рассматривать узоры окон
Иль перелезть через плетень
И убежать к реке далёкой,
Где плыл над прорубью туман
И рыбаки сидели в шубах
И где катался мальчуган,
Коньки к пимам приделав грубо.
Над речкою была гора
С тяжёлой коркой ледяною,
Там после школы детвора
Каталась дружною гурьбою.
Мы забывали про еду
И часто варежки теряли,
Валялись мокрые на льду,
Но никогда не простывали.
Манила светлая река
Меня к себе зимой и летом,
Над ней клубились облака
И пар вставал, лучом согретый.
Там вербы нежные цвели,
Песок был золотой и чистый,
Склонялись ивы до земли,
Осинок трепетали листья.
Я с детских лет была одна
И шла своим путём куда-то,
Глухая эта сторона
Сменила мне отца и брата.
Негромко ветер выл в трубе,
Был день, с другими очень схожий,-
Они пришли из МГБ -
Мурашки бегали по коже.
Забрали от меня отца...
Мать побежала к пароходу,
Тянулся вечер без конца,
Тяжёлый вечер злого года.
И в первый раз я поняла,
Как вдруг пустеет место в доме,
Я даже плакать не могла,
Лишь забывалась в тесной дрёме.
Вернулась мама - тихий быт
Мы продолжали монотонно,
Тот вечер был полузабыт,
Не слышалось ни слёз, ни стонов.
Мать всё могла перенести:
Смерть сына, мужа наказанье,
Меня по жизни провести
И не показывать страданья.
После работы, сев за стол,
Она в ЦК писала письма,-
Посланий Сталин не прочёл,
Ответа нам на них не выслал.
Отец осваивал ГУЛАГ,
А мы ютились в хатке тесной,
Пока какой-то новый враг
Не стал правительству известен.
И начался процесс врачей,
Процесс надуманный и страшный,
С работы сняли мать, и щей
Уже не ели мы вчерашних.
С пороком сердца по домам
Она стирать бельё ходила
И корку хлеба пополам
Спокойно на двоих делила.
Я начала уже взрослеть,
Мне белым валенки подшили,
Из платья выросла на треть,
Но нового не попросила.
Сказала мама: "Мы бедны,
И слово -нет- должна ты помнить",
Среди достойных той страны
Мы были люди вне закона.
Но в день той горестной зимы
Мне счастье выпало на долю:
Надев подшитые пимы,
Я шла сквозь снег к реке по полю.
Зашевелился вдруг снежок,
И писк раздался очень звонкий:
От холода дрожал щенок,
И лёд намёрз на шкурке тонкой.
Я принесла его домой
И телогрейкою укрыла,
Он ожил, стал моей семьёй,-
Я никого так не любила,
Как эту нежную мою,
Простую мудрую дворнягу,
Мне заменившую семью
И научившую отваге,
Чтобы так ближнего любить,
Так понимать, жалеть и верить,
Не человеком надо быть,
А этим тонким, чутким зверем.
Её убили на глазах
И в будку бросили на трупы
Других задушенных собак,
Я, помню, закусила губы
И в обморок на пару дней
Упала в непосильной коме,
И с этих пор боюсь людей
И не держу собаку в доме.
В заштатном нашем городке
Не знали люди телефона,
Общались с миром по реке
И жили по простым законам.
Все одинаково бедны,
Без сильной зависти друг к другу,
После суровых лет войны
Ремни затягивали туго.
Простая пища: молоко,
Краюха хлеба, две картошки,-
Хлеб уважали глубоко
И не выбрасывали крошки.
Но среди бедной жизни той
Почти не знали преступлений,
Спокойно ночью шли домой,
Замок не вешали на сени.
Росла я, как трава в степи,
Без указаний и поддержки,
Лишь иногда среди пути
Чужие слышала насмешки.
Нас забивали, как могли,
Давили дома, в школе - всюду,
И душу вывести из мглы
И сохранить подобно чуду.
Осталась я сама собой
Лишь с помощью особой силы,
Которая всегда со мной
От дня рожденья до могилы.
Она ведёт меня, как нить,
И не даёт упасть и сбиться,
Предупреждает и хранит
И не пускает приземлиться.
И если б я могла всегда
Услышать голос мой ведущий,
Меня б не тронула беда,
И не было бы жизни лучшей.
Но часто от самой себя
Бегу я по чужому следу,
Свою дорогу не любя,
Живу, как нравится соседу.
Внушали с детства все вокруг,
Что каждой девушке на свете
Положен жизненный супруг
И обязательные дети.
Уже в свои семнадцать лет
Я поняла довольно ясно,
Что для меня супруга нет
И ожидать его напрасно.
Судьба дала мне мир страстей,
Живую душу, ум открытий,
Но всё укрыла от людей
Лицом уродливо забитым.
И я сквозь жизнь прошла одна,
Живая за нелепой маской,
Страдала, падая до дна,
И всё ждала любви и ласки,
И за любовью этой в свет
Ушла, чтоб суженого встретить,
И вот уже на склоне лет
Должна я для себя заметить,
Что неприкаянность моя
Очистила мне душу болью,
Не заменю страданья я
Ничьею пламенной любовью.
Окончила в шестнадцать лет
Я школу среднюю и знала,
Что ждёт меня университет,-
Провинции мне было мало.
Я в деревянный чемодан
С замочком на горбатой крышке
Свой уложила сарафан
И обязательные книжки.
Автобус старенький ворчал,
А за окном стояла мама,
Никто не плакал, не кричал,
Я зубы стиснула упрямо...
Судьба звала меня вперёд
Навстречу радостям и мукам,
Я не люблю ничьих забот
И на свои надеюсь руки.
За независимость мою
Плачу я тягостную плату,
Но всё равно ей гимн пою
Уже на жизненном закате.
Где пахло яблоками летом,
Где пароход гудел порой,Прибившись к пристани нагретой.
Там снег до крыш лежал зимой,
Весною льды будили город,
И ребятишки шли гурьбой
Смотреть, как лёд тяжёлый вспорот.
По тихой медленной реке
Бродил паром два раза в сутки,
Темнел орешник вдалеке
А на пруду кричали утки.
Там в центре города был сад,
И танцевали в парке пары,
В забытой церкви без оград
Зерно хранили, как в амбаре.
В кинотеатр спешил народ
Увидеть, как живёт Европа,
И торговали у ворот
Водою розовой с сиропом.
По главной улице ходил
Пузатый маленький автобус,
Гудел в гудок, вздымая пыль,
И уезжал, спиною горбясь.
За каждым домом огород
Раскидывал живые грядки,
И липы редкостных пород
Стояли в правильном порядке.
Все магазины шли в рядок,
Базары славились торговлей,
Жил тихой жизнью городок
В домах под деревянной кровлей.
За нашим домом был овраг,
Где жили серые лягушки
И дети в низеньких кустах
Малину собирали в кружки.
За родниковою водой
Шли долго вниз, к песчаным скалам,
И влагой, чистой и живой,
Земля прохожих угощала.
Был в городе том институт,
Две швейных фабрики, аптека,
Три школы, баня, важный суд,
Прекрасная библиотека.
Я ей обязана собой,
Своей любовью к мысли мудрой,
Я ей обязана судьбой,
И независимой, и трудной.
Нельзя всю жизнь из серых дней
Бежать в дворцы волшебных сказок
И жить среди живых людей,
Как среди выдуманных масок,
Но книгу нечем заменить
В период отрочества чуткий,
Чтобы впервые мир открыть,
И удивительный, и жуткий.
С индейцами сквозь тёмный лес
Я шла, врагу стрелу готовя.
У них хранить училась честь
И верить ближнему на слово,
Среди тургеневских невест
Ценить училась силу духа,
С Раскольниковым шла на крест,
Убив несчастную старуху.
Я с Дон Кихотом на коне
Искала правду, с веком споря,
И с Пьером на святой войне
Спасала душу в мире горя.
Гармонии святой урок
Дала мне Пушкинская лира,
И говорил со мной Бог
Устами мудрого Шекспира.
А потому из школьных лет
В провинции, седой и хмурой,
Я помню лишь один предмет:
Любимую литературу.
Мы в Бирск приехали, когда
Мне было десять лет отроду,
Глухая ссыльная беда
Мою не стиснула свободу,-
Есть у ребёнка мир иной,
Иные праздники и будни,
Была я очень озорной,
Не замечала жизни трудной.
То был какой-то странный быт,
Когда живут по воле Бога,
Не думая, что день сулит,
Забыв о завтрашней тревоге.
Наш угол был полупустой:
Стояли стол и две кровати,
Чулан да сени, печь с трубой
И окна, заткнутые ватой.
Но под окном росла трава,
За домом пел ручей искристый,
И пахли свежие дрова,
И воздух был живой и чистый.
Любила я в морозный день
Рассматривать узоры окон
Иль перелезть через плетень
И убежать к реке далёкой,
Где плыл над прорубью туман
И рыбаки сидели в шубах
И где катался мальчуган,
Коньки к пимам приделав грубо.
Над речкою была гора
С тяжёлой коркой ледяною,
Там после школы детвора
Каталась дружною гурьбою.
Мы забывали про еду
И часто варежки теряли,
Валялись мокрые на льду,
Но никогда не простывали.
Манила светлая река
Меня к себе зимой и летом,
Над ней клубились облака
И пар вставал, лучом согретый.
Там вербы нежные цвели,
Песок был золотой и чистый,
Склонялись ивы до земли,
Осинок трепетали листья.
Я с детских лет была одна
И шла своим путём куда-то,
Глухая эта сторона
Сменила мне отца и брата.
Негромко ветер выл в трубе,
Был день, с другими очень схожий,-
Они пришли из МГБ -
Мурашки бегали по коже.
Забрали от меня отца...
Мать побежала к пароходу,
Тянулся вечер без конца,
Тяжёлый вечер злого года.
И в первый раз я поняла,
Как вдруг пустеет место в доме,
Я даже плакать не могла,
Лишь забывалась в тесной дрёме.
Вернулась мама - тихий быт
Мы продолжали монотонно,
Тот вечер был полузабыт,
Не слышалось ни слёз, ни стонов.
Мать всё могла перенести:
Смерть сына, мужа наказанье,
Меня по жизни провести
И не показывать страданья.
После работы, сев за стол,
Она в ЦК писала письма,-
Посланий Сталин не прочёл,
Ответа нам на них не выслал.
Отец осваивал ГУЛАГ,
А мы ютились в хатке тесной,
Пока какой-то новый враг
Не стал правительству известен.
И начался процесс врачей,
Процесс надуманный и страшный,
С работы сняли мать, и щей
Уже не ели мы вчерашних.
С пороком сердца по домам
Она стирать бельё ходила
И корку хлеба пополам
Спокойно на двоих делила.
Я начала уже взрослеть,
Мне белым валенки подшили,
Из платья выросла на треть,
Но нового не попросила.
Сказала мама: "Мы бедны,
И слово -нет- должна ты помнить",
Среди достойных той страны
Мы были люди вне закона.
Но в день той горестной зимы
Мне счастье выпало на долю:
Надев подшитые пимы,
Я шла сквозь снег к реке по полю.
Зашевелился вдруг снежок,
И писк раздался очень звонкий:
От холода дрожал щенок,
И лёд намёрз на шкурке тонкой.
Я принесла его домой
И телогрейкою укрыла,
Он ожил, стал моей семьёй,-
Я никого так не любила,
Как эту нежную мою,
Простую мудрую дворнягу,
Мне заменившую семью
И научившую отваге,
Чтобы так ближнего любить,
Так понимать, жалеть и верить,
Не человеком надо быть,
А этим тонким, чутким зверем.
Её убили на глазах
И в будку бросили на трупы
Других задушенных собак,
Я, помню, закусила губы
И в обморок на пару дней
Упала в непосильной коме,
И с этих пор боюсь людей
И не держу собаку в доме.
В заштатном нашем городке
Не знали люди телефона,
Общались с миром по реке
И жили по простым законам.
Все одинаково бедны,
Без сильной зависти друг к другу,
После суровых лет войны
Ремни затягивали туго.
Простая пища: молоко,
Краюха хлеба, две картошки,-
Хлеб уважали глубоко
И не выбрасывали крошки.
Но среди бедной жизни той
Почти не знали преступлений,
Спокойно ночью шли домой,
Замок не вешали на сени.
Росла я, как трава в степи,
Без указаний и поддержки,
Лишь иногда среди пути
Чужие слышала насмешки.
Нас забивали, как могли,
Давили дома, в школе - всюду,
И душу вывести из мглы
И сохранить подобно чуду.
Осталась я сама собой
Лишь с помощью особой силы,
Которая всегда со мной
От дня рожденья до могилы.
Она ведёт меня, как нить,
И не даёт упасть и сбиться,
Предупреждает и хранит
И не пускает приземлиться.
И если б я могла всегда
Услышать голос мой ведущий,
Меня б не тронула беда,
И не было бы жизни лучшей.
Но часто от самой себя
Бегу я по чужому следу,
Свою дорогу не любя,
Живу, как нравится соседу.
Внушали с детства все вокруг,
Что каждой девушке на свете
Положен жизненный супруг
И обязательные дети.
Уже в свои семнадцать лет
Я поняла довольно ясно,
Что для меня супруга нет
И ожидать его напрасно.
Судьба дала мне мир страстей,
Живую душу, ум открытий,
Но всё укрыла от людей
Лицом уродливо забитым.
И я сквозь жизнь прошла одна,
Живая за нелепой маской,
Страдала, падая до дна,
И всё ждала любви и ласки,
И за любовью этой в свет
Ушла, чтоб суженого встретить,
И вот уже на склоне лет
Должна я для себя заметить,
Что неприкаянность моя
Очистила мне душу болью,
Не заменю страданья я
Ничьею пламенной любовью.
Окончила в шестнадцать лет
Я школу среднюю и знала,
Что ждёт меня университет,-
Провинции мне было мало.
Я в деревянный чемодан
С замочком на горбатой крышке
Свой уложила сарафан
И обязательные книжки.
Автобус старенький ворчал,
А за окном стояла мама,
Никто не плакал, не кричал,
Я зубы стиснула упрямо...
Судьба звала меня вперёд
Навстречу радостям и мукам,
Я не люблю ничьих забот
И на свои надеюсь руки.
За независимость мою
Плачу я тягостную плату,
Но всё равно ей гимн пою
Уже на жизненном закате.
Глава третья
Город над рекой
Я помню город над рекой,
Где пахло яблоками летом,
Где пароход гудел порой,
Прибившись к пристани нагретой.
Там снег до крыш лежал зимой,
Весною льды будили город,
И ребятишки шли гурьбой
Смотреть, как лёд тяжёлый вспорот.
По тихой медленной реке
Бродил паром два раза в сутки,
Темнел орешник вдалеке
А на пруду кричали утки.
Там в центре города был сад,
И танцевали в парке пары,
В забытой церкви без оград
Зерно хранили, как в амбаре.
В кинотеатр спешил народ
Увидеть, как живёт Европа,
И торговали у ворот
Водою розовой с сиропом.
По главной улице ходил
Пузатый маленький автобус,
Гудел в гудок, вздымая пыль,
И уезжал, спиною горбясь.
За каждым домом огород
Раскидывал живые грядки,
И липы редкостных пород
Стояли в правильном порядке.
Все магазины шли в рядок,
Базары славились торговлей,
Жил тихой жизнью городок
В домах под деревянной кровлей.
За нашим домом был овраг,
Где жили серые лягушки
И дети в низеньких кустах
Малину собирали в кружки.
За родниковою водой
Шли долго вниз, к песчаным скалам,
И влагой, чистой и живой,
Земля прохожих угощала.
Был в городе том институт,
Две швейных фабрики, аптека,
Три школы, баня, важный суд,
Прекрасная библиотека.
Я ей обязана собой,
Своей любовью к мысли мудрой,
Я ей обязана судьбой,
И независимой, и трудной.
Нельзя всю жизнь из серых дней
Бежать в дворцы волшебных сказок
И жить среди живых людей,
Как среди выдуманных масок,
Но книгу нечем заменить
В период отрочества чуткий,
Чтобы впервые мир открыть,
И удивительный, и жуткий.
С индейцами сквозь тёмный лес
Я шла, врагу стрелу готовя.
У них хранить училась честь
И верить ближнему на слово,
Среди тургеневских невест
Ценить училась силу духа,
С Раскольниковым шла на крест,
Убив несчастную старуху.
Я с Дон Кихотом на коне
Искала правду, с веком споря,
И с Пьером на святой войне
Спасала душу в мире горя.
Гармонии святой урок
Дала мне Пушкинская лира,
И говорил со мной Бог
Устами мудрого Шекспира.
А потому из школьных лет
В провинции, седой и хмурой,
Я помню лишь один предмет:
Любимую литературу.
Мы в Бирск приехали, когда
Мне было десять лет отроду,
Глухая ссыльная беда
Мою не стиснула свободу,-
Есть у ребёнка мир иной,
Иные праздники и будни,
Была я очень озорной,
Не замечала жизни трудной.
То был какой-то странный быт,
Когда живут по воле Бога,
Не думая, что день сулит,
Забыв о завтрашней тревоге.
Наш угол был полупустой:
Стояли стол и две кровати,
Чулан да сени, печь с трубой
И окна, заткнутые ватой.
Но под окном росла трава,
За домом пел ручей искристый,
И пахли свежие дрова,
И воздух был живой и чистый.
Любила я в морозный день
Рассматривать узоры окон
Иль перелезть через плетень
И убежать к реке далёкой,
Где плыл над прорубью туман
И рыбаки сидели в шубах
И где катался мальчуган,
Коньки к пимам приделав грубо.
Над речкою была гора
С тяжёлой коркой ледяною,
Там после школы детвора
Каталась дружною гурьбою.
Мы забывали про еду
И часто варежки теряли,
Валялись мокрые на льду,
Но никогда не простывали.
Манила светлая река
Меня к себе зимой и летом,
Над ней клубились облака
И пар вставал, лучом согретый.
Там вербы нежные цвели,
Песок был золотой и чистый,
Склонялись ивы до земли,
Осинок трепетали листья.
Я с детских лет была одна
И шла своим путём куда-то,
Глухая эта сторона
Сменила мне отца и брата.
Негромко ветер выл в трубе,
Был день, с другими очень схожий,-
Они пришли из МГБ -
Мурашки бегали по коже.
Забрали от меня отца...
Мать побежала к пароходу,
Тянулся вечер без конца,
Тяжёлый вечер злого года.
И в первый раз я поняла,
Как вдруг пустеет место в доме,
Я даже плакать не могла,
Лишь забывалась в тесной дрёме.
Вернулась мама - тихий быт
Мы продолжали монотонно,
Тот вечер был полузабыт,
Не слышалось ни слёз, ни стонов.
Мать всё могла перенести:
Смерть сына, мужа наказанье,
Меня по жизни провести
И не показывать страданья.
После работы, сев за стол,
Она в ЦК писала письма,-
Посланий Сталин не прочёл,
Ответа нам на них не выслал.
Отец осваивал ГУЛАГ,
А мы ютились в хатке тесной,
Пока какой-то новый враг
Не стал правительству известен.
И начался процесс врачей,
Процесс надуманный и страшный,
С работы сняли мать, и щей
Уже не ели мы вчерашних.
С пороком сердца по домам
Она стирать бельё ходила
И корку хлеба пополам
Спокойно на двоих делила.
Я начала уже взрослеть,
Мне белым валенки подшили,
Из платья выросла на треть,
Но нового не попросила.
Сказала мама: "Мы бедны,
И слово -нет- должна ты помнить",
Среди достойных той страны
Мы были люди вне закона.
Но в день той горестной зимы
Мне счастье выпало на долю:
Надев подшитые пимы,
Я шла сквозь снег к реке по полю.
Зашевелился вдруг снежок,
И писк раздался очень звонкий:
От холода дрожал щенок,
И лёд намёрз на шкурке тонкой.
Я принесла его домой
И телогрейкою укрыла,
Он ожил, стал моей семьёй,-
Я никого так не любила,
Как эту нежную мою,
Простую мудрую дворнягу,
Мне заменившую семью
И научившую отваге,
Чтобы так ближнего любить,
Так понимать, жалеть и верить,
Не человеком надо быть,
А этим тонким, чутким зверем.
Её убили на глазах
И в будку бросили на трупы
Других задушенных собак,
Я, помню, закусила губы
И в обморок на пару дней
Упала в непосильной коме,
И с этих пор боюсь людей
И не держу собаку в доме.
В заштатном нашем городке
Не знали люди телефона,
Общались с миром по реке
И жили по простым законам.
Все одинаково бедны,
Без сильной зависти друг к другу,
После суровых лет войны
Ремни затягивали туго.
Простая пища: молоко,
Краюха хлеба, две картошки,-
Хлеб уважали глубоко
И не выбрасывали крошки.
Но среди бедной жизни той
Почти не знали преступлений,
Спокойно ночью шли домой,
Замок не вешали на сени.
Росла я, как трава в степи,
Без указаний и поддержки,
Лишь иногда среди пути
Чужие слышала насмешки.
Нас забивали, как могли,
Давили дома, в школе - всюду,
И душу вывести из мглы
И сохранить подобно чуду.
Осталась я сама собой
Лишь с помощью особой силы,
Которая всегда со мной
От дня рожденья до могилы.
Она ведёт меня, как нить,
И не даёт упасть и сбиться,
Предупреждает и хранит
И не пускает приземлиться.
И если б я могла всегда
Услышать голос мой ведущий,
Меня б не тронула беда,
И не было бы жизни лучшей.
Но часто от самой себя
Бегу я по чужому следу,
Свою дорогу не любя,
Живу, как нравится соседу.
Внушали с детства все вокруг,
Что каждой девушке на свете
Положен жизненный супруг
И обязательные дети.
Уже в свои семнадцать лет
Я поняла довольно ясно,
Что для меня супруга нет
И ожидать его напрасно.
Судьба дала мне мир страстей,
Живую душу, ум открытий,
Но всё укрыла от людей
Лицом уродливо забитым.
И я сквозь жизнь прошла одна,
Живая за нелепой маской,
Страдала, падая до дна,
И всё ждала любви и ласки,
И за любовью этой в свет
Ушла, чтоб суженого встретить,
И вот уже на склоне лет
Должна я для себя заметить,
Что неприкаянность моя
Очистила мне душу болью,
Не заменю страданья я
Ничьею пламенной любовью.
Окончила в шестнадцать лет
Я школу среднюю и знала,
Что ждёт меня университет,-
Провинции мне было мало.
Я в деревянный чемодан
С замочком на горбатой крышке
Свой уложила сарафан
И обязательные книжки.
Автобус старенький ворчал,
А за окном стояла мама,
Никто не плакал, не кричал,
Я зубы стиснула упрямо...
Судьба звала меня вперёд
Навстречу радостям и мукам,
Я не люблю ничьих забот
И на свои надеюсь руки.
За независимость мою
Плачу я тягостную плату,
Но всё равно ей гимн пою
Уже на жизненном закате.
Обсуждения Путь - Глава третья - Город над рекой