Пустые будни, трудный хлеб,
Глухой подвал, свою трущобу
Я не сменю на красный серпИ чёрный молот юдофоба.
Я буду знать, что не по мне
Тоскует лагерь или плаха,
Уж лучше быть чужим в стране,
Чем слыть своим и гнить от страха.
И родина моя, как гость,
Ко мне приходит в снах тяжёлых,
Страна, где лживо всё насквозь,
Где королей не видят голых,
Где стыдно быть самим собой,
Где личностью прослыть опасно
И где в загоне цвет любой,
А доминирует лишь красный,
Где благоденствия не жди,
Где ни прогресса, ни регресса:
Всё те же дряхлые вожди,
Всё та же загнанная пресса.
Былую веру растеряв,
Привыкнув слушать и бояться,
Здесь человек не знает прав,
Умея только подчиняться.
Да, родина моя, как гость,
Ко мне приходит в снах нечастых,
В них слиты горе, боль и злость
С тоской, рассудку не подвластной.
В моей стране мой первый дом
Село глухое на Урале,
Куда в лихом тридцать седьмом
Они отца с семьёй сослали.
Там родилась я, год спустя,
Не вызвав радостной заботы,
Смешное ссыльное дитя,
Ошибка женского расчёта.
То был золотоносный край,
Страна старателей двужильных,
Где Александр и Николай
Держали каторжных и ссыльных.
Кругом уральские леса
И охра жёлтая на скалах,
Бажовских ящериц глаза,
Движенье льда на реках талых.
Полян щавелевых простор,
Плотва в речушке за деревней,
Старух извечный разговор
И дух легенд и сказок древних:
Я знала: в печке - домовой,
На ивах у реки - русалка,
Хозяин речки - Водяной,
В лесу гуляет Леший с палкой.
Телят послушные глаза
Мне с детства раннего знакомы,
Люблю я стада голоса
И запах сена и соломы,
Я помню долгих зим застой,
Сугробы синие до крыши,
Волков голодных нудный вой,
Охотников на куцых лыжах.
В святую Пасху на горах
Костры до неба зажигали,
Звонили в маленьких церквях
И яйца охрой покрывали,
На Рождество мы всем гуртом
Ходили славить в каждом доме,
На Масленницу за селом
Сжигали бабу из соломы.
В те годы страшные войны
Игрушек дети не видали,
Из тряпок шили кукол мы,
Их шерсти мячики катали,
Играли в стёклышки порой,
Искали гальки в мелкой речке,
Гусей пасли в траве густой,
Зимой сидели мы на печке.
Мы жили на краю села,
У леса в старом балагане,
По стенам в нём вода текла,
Пол земляной, темно, как в бане.
Там начала я школьный путь
При свете маленькой коптилки,
Мне было суждено взглянуть
На мир со дна уральской ссылки.
Среди заброшенных людей,
Среди нетронутой природы
Душа мужала без цепей,
Без мнений, без молвы, без моды,
И в детстве лет до восьми
Была я счастлива, пожалуй,
Трагедия моей семьи
Меня не трогала нимало.
Но постепенно понимать
Я начала: мы не такие,
О чём-то вспоминает мать,
И где-то есть далёкий Киев.
Мой старший брат в семнадцать лет
Смывал позор врага народа,-
Его могилы даже нет
В полях сорок второго года.
Отца не взяли в кандалы,
Его не посадили в клетку,
В районный центр Учалы
Лишь вызывали на отметку.
Раз в месяц вёрст за пятьдесят
Он шёл пешком в жару и слякоть,
Придя домой, ложился спать,
Мать тихо начинала плакать.
Но надо было выживать
И каждый день судьбою мерить,
Три грядки вовремя вскопать
И парники весной проверить,
В табун корову отослать,
Принять телёночка весною,
Дрова на зиму запасать,
Избу белить своей рукою,
В субботу баню натопить,
Сто вёдер из колодца вынуть,
Скотине пойло наварить
И пол с песком до блеска вымыть.
Для горожан суровый быт
Был очень тяжек поначалу,-
Столицу нелегко сменить
На глушь сурового Урала,
Но шла уже в стране война,
Мешая ссыльных и не ссыльных,
У всех была беда одна,
Из слабых делая двужильных.
Спасибо Богу и судьбе,
Что, оказавшись на Урале,
В неравной тягостной борьбе
Мы выжили и устояли.
Конечно, для живой души
Ребёнка в возрасте невинном
Глушь и природа хороши
По многим видимым причинам,
Но понимала ясно мать,
Что их обязанность святая
Образованье дочке дать
И школа мне нужна другая.
Так после писем и хлопот
Нам разрешили наконец-то
Уехать в Бирск, тот городок,
Где продолжалось моё детство.
Глухой подвал, свою трущобу
Я не сменю на красный серпИ чёрный молот юдофоба.
Я буду знать, что не по мне
Тоскует лагерь или плаха,
Уж лучше быть чужим в стране,
Чем слыть своим и гнить от страха.
И родина моя, как гость,
Ко мне приходит в снах тяжёлых,
Страна, где лживо всё насквозь,
Где королей не видят голых,
Где стыдно быть самим собой,
Где личностью прослыть опасно
И где в загоне цвет любой,
А доминирует лишь красный,
Где благоденствия не жди,
Где ни прогресса, ни регресса:
Всё те же дряхлые вожди,
Всё та же загнанная пресса.
Былую веру растеряв,
Привыкнув слушать и бояться,
Здесь человек не знает прав,
Умея только подчиняться.
Да, родина моя, как гость,
Ко мне приходит в снах нечастых,
В них слиты горе, боль и злость
С тоской, рассудку не подвластной.
В моей стране мой первый дом
Село глухое на Урале,
Куда в лихом тридцать седьмом
Они отца с семьёй сослали.
Там родилась я, год спустя,
Не вызвав радостной заботы,
Смешное ссыльное дитя,
Ошибка женского расчёта.
То был золотоносный край,
Страна старателей двужильных,
Где Александр и Николай
Держали каторжных и ссыльных.
Кругом уральские леса
И охра жёлтая на скалах,
Бажовских ящериц глаза,
Движенье льда на реках талых.
Полян щавелевых простор,
Плотва в речушке за деревней,
Старух извечный разговор
И дух легенд и сказок древних:
Я знала: в печке - домовой,
На ивах у реки - русалка,
Хозяин речки - Водяной,
В лесу гуляет Леший с палкой.
Телят послушные глаза
Мне с детства раннего знакомы,
Люблю я стада голоса
И запах сена и соломы,
Я помню долгих зим застой,
Сугробы синие до крыши,
Волков голодных нудный вой,
Охотников на куцых лыжах.
В святую Пасху на горах
Костры до неба зажигали,
Звонили в маленьких церквях
И яйца охрой покрывали,
На Рождество мы всем гуртом
Ходили славить в каждом доме,
На Масленницу за селом
Сжигали бабу из соломы.
В те годы страшные войны
Игрушек дети не видали,
Из тряпок шили кукол мы,
Их шерсти мячики катали,
Играли в стёклышки порой,
Искали гальки в мелкой речке,
Гусей пасли в траве густой,
Зимой сидели мы на печке.
Мы жили на краю села,
У леса в старом балагане,
По стенам в нём вода текла,
Пол земляной, темно, как в бане.
Там начала я школьный путь
При свете маленькой коптилки,
Мне было суждено взглянуть
На мир со дна уральской ссылки.
Среди заброшенных людей,
Среди нетронутой природы
Душа мужала без цепей,
Без мнений, без молвы, без моды,
И в детстве лет до восьми
Была я счастлива, пожалуй,
Трагедия моей семьи
Меня не трогала нимало.
Но постепенно понимать
Я начала: мы не такие,
О чём-то вспоминает мать,
И где-то есть далёкий Киев.
Мой старший брат в семнадцать лет
Смывал позор врага народа,-
Его могилы даже нет
В полях сорок второго года.
Отца не взяли в кандалы,
Его не посадили в клетку,
В районный центр Учалы
Лишь вызывали на отметку.
Раз в месяц вёрст за пятьдесят
Он шёл пешком в жару и слякоть,
Придя домой, ложился спать,
Мать тихо начинала плакать.
Но надо было выживать
И каждый день судьбою мерить,
Три грядки вовремя вскопать
И парники весной проверить,
В табун корову отослать,
Принять телёночка весною,
Дрова на зиму запасать,
Избу белить своей рукою,
В субботу баню натопить,
Сто вёдер из колодца вынуть,
Скотине пойло наварить
И пол с песком до блеска вымыть.
Для горожан суровый быт
Был очень тяжек поначалу,-
Столицу нелегко сменить
На глушь сурового Урала,
Но шла уже в стране война,
Мешая ссыльных и не ссыльных,
У всех была беда одна,
Из слабых делая двужильных.
Спасибо Богу и судьбе,
Что, оказавшись на Урале,
В неравной тягостной борьбе
Мы выжили и устояли.
Конечно, для живой души
Ребёнка в возрасте невинном
Глушь и природа хороши
По многим видимым причинам,
Но понимала ясно мать,
Что их обязанность святая
Образованье дочке дать
И школа мне нужна другая.
Так после писем и хлопот
Нам разрешили наконец-то
Уехать в Бирск, тот городок,
Где продолжалось моё детство.
Обсуждения ПУТЬ - Глава вторая - Загнанные люди Автобиография Любовь...