Flood-tide below me! I see you face to face!
Clouds of the west – sun there half of hour high –
I see you also face to face.
Crowds of men and women attired in the usual costumes, how curious you are to me!
On the ferry-boats the hundreds and hundreds that cross , returning home,, are more curious to me than you suppose,
And you that shell cross from shore to shore years hence are more to me, and more in my meditations, that you might suppose.
2
The impalpable sustenance of me from all things at all hours of the day,
The simple, compact, well jon’d scheme, myself disintegrated, every one disintegrated yet part of the scheme,
The similitudes of the past and those of the future,
The glories strung like beads on my smallest sights and hearings, on the walk in the street and the passage over the river,
The current rushing so swiftly and swimming with me far away,
The others that are to follow me, the ties between me and them,
The certainty of others, the life, love, sight, hearing of others.
Others will enter the gates of the ferry and cross from shore to shore,
Others will watch the rub of the flood-tide,
Others will see the islands lafge and small,
Fifty years hence others will see them as they cross, the sun half an hour high,
A hundred years hence , or ever so many hundred years hence, others will see them,
Will enjoy the sunset, the pouring-in of the flood-tide, the falling back to the see of the ebb-tide.
3
It avails not, time nor place – distance avails not,
I am with you, you men and women of a generation, or ever so many generations hence,
Just as you feel when you look on the river and sky, so I felt,
Just as any of you is one of a living crowd, I was one of a crowd,
Just as you are refreshed by the gladness of the river? I was refreshed,
Just as you stand and lean on the rail, yet hurry with the swift current, I stood yet was hurried,
Just as you looked at the numberless mast of ships and and the thick-stemm’d pipes steamboats, I look’d.
I too many and many a time cross’d the river of old,
Watcheg the twelve month sea-gulls, safe them high in theair floating with motionless wings, oscillating their bodies,
Saw how the glistening yellow lit up parts of their bodies and left the rest in strong shadow,
Saw the slow-wheeling circles and the gradual edging toward the south,
Saw the reflection of the summer sky in the water,
Had my eyes dazzled by the shimmering track of beams,
Looked at the fine centrifugal spokes of light round the shape of my head in the sunlit water,
Looked on the haze on the hills southward and southwestward,
Looked on the vapor as it flew in fleeces tinged with violet.
Looked toward the lower bay to notice the vessels arriving,
Saw their approach, saw aboard those that were near me,
Saw the white sails of schooners and sloops, saw the ships at anchor,
The sailors at work in the rigging or out astride the spars,
The round masts, the swinging motion of the hulls, the slender serpentine pennants,
The large and small steamers in motion, the pilots in their pilot houses,
The flags of all nations , the falling of them at sunset,
The scallop-edged waves of in the twilight, the ladled cups, the frolicsome crests and glistering,
The stretch afar growing dimmer and dimmer,the gray walls of the granite storehouses by the docks,
On the river the shadowy group, the big steam-tug closely flanked on each side by the barges, the hay-boat, the belated lighter,
On the neighboring shore the fires from the foundry chimneys burning high and glaringly into the night,
Casting their flicker of black contrasted with wild red and yellow light over the top of houses, and down into the clefts of streets.
4
These and all else were to ve the same as they are to you,
I loved well those cities, loved well the stately and rapid river
The men and women were all near to me,
Others the same – others who looked on me because I look forward to them,
The time will come, though I stop here to-day and to-night
5
5
What is then between us&
What is the count of scores or hundreds of years between us&
Whatever it is? It avails not, -- distance avails not, and place avails non,
I too lived, Brooklyn of ample hills was mine.
I too walk’d the streets of Manhattan Islands, and bathed in the waters around it,
I too felt the curious abrupt questionings stir within me,
In the day among crowds of people sometimes they came upon me,
In ma walks home late night or as I lay in my bed they came upon me,
I too had been struck from the float forever held in solution.
I too had receiv’d identity by my body,
That I was I knew was of my body and what I should be I knew I should be of my body/
6
It is not upon you alone the dark patches fall,
The dark threw its patches down upon me also,
The best I had done seem’d to me blank and suspicious,
My great thoughts as I supposed them, were they not in reality meagre?
Nor is it you alone who know what it is to be evil,
I am he who new what it was be evil,
I too knitted the old knot of contrariety,
Blsbb’d, blash’d, resented, lied, stole, grudg’d,
Had guile, anger, lust, hot wishes I dared not speak,
Was wayward, vain, greedy, shallow, sly, cowardly, malignant,
The wolf, the snake, the hog, not, not wanting in me,
The cheating look, the frivolous word, the adulterous wish, not wanting,
Refusals, hates, postponements, meanness, laziness, none of these wanting,
Was one with the rest, the days and haps of the rest,
Was call’d by my nighest name by clear loud voices of young men as they saw me approaching or passing,
Felt their arms on my neck as I stood, or the negligent leaning of their flesh against me as I sat,
Saw many I loved in the street or ferry-boat or public assembly, yet never told them a word,
Lived the same life with the rest, the same old lauthing? Gnawibg, sleeping,
Play’d the part that still looks back on the actor or actress,
The same old role, the role that is what we make it, as great as we like,
Or as small as we like or both great and small.
7
Closer yet I approach you,
What thought you have of me now? I had as much of you – I laid my stories in advance,
I consider’d long and seriously of you before you were born,
Who was to know what should come home to me&
Who knows but I am enjoying this?
Who knows, for all the distance, but I am as good as looking at you now, for all you cannot see me?
8
Ah, what can ever be more stately and admirable to me than mast-hemm’d Manhattan?
River and sunset and scallop-edg’d waves of flood-tide?
The sea-gulls oscillating their bodies, the hay-boat in the twilight, and the belated lighter?
What gods can exceed these that clasp me by the hand, and with voices I love call me promptly and loudly by my nighest name as I approach?
What is more subtle than this which ties me to the woman or man that looks in my face?
Which fuses me into you now , and pours my meaning into you?
We understand then do we not?
What I promis’d without mentioning it, have you not accepted?
What the study could not teach – what the preaching could not accomplish is accomplished, is it not/
9
Flow on, river! Flow with the flood-tide, and ebb with the ebb-tide!
Frolic on, crested and scallop-edg’d waves!
Gorgeous clouds of the sunset! Drench with your splendor me, or the men and women generations after me!
Cross from shore to shore, countless crowds of passengers!
Stand up, tall masts of Mannahatta! Stand up beautiful hills of Brooklyn!
Throb, baffled and curious brain! Throw out questions ad answers!
Suspend here and everywhere, eternal float of solution!
Gaze, loving and thirsting eyes, in the house or street or public assembly!
Sound out, voices of young men! Loudly and musically call me by my nighest name!
Live, old life! Play the part that looks back on the actor or actress!
Play the old role, the role that is great or small according as one makes it!
Consider, you who peruse me,
Whether I may not in unknown ways be looking upon you;
Be firm, rail over the river, to support those who lean idly, yet haste with the husting current;
Fly on, sea birds! Fly sideways, or wheel in large circles high in yhe air;
Receive the summer sky, you water, and faithfully hold it till all downcast eyes have time to take it from you!
Diverge, fine spokes of light, from the lower bay! Pass up or dawn, white-sail’d schooners, sloops, lighters!
Flaunt away, flags of all nations! Be duly lower’d at sunset!
Burn high your fires, foundry chimneys! Cast black shadows at nightfall! Cast red aqnd yellow over the tops of the houses!
appearances, now or henceforth, indicate what you are,
You necessary film, continue to envelope the soul,
About my body for me, and your body for you, be hung our divinest aromas,
Thrive, cities – bring your freight, bring your shows, ample and sufficient rivers,
Expand, being than which none else is perhaps more spiritual,
Keep your places, objects than which none else is more lasting.
You have waited, you always wait, you dumb, beautiful ministers,
Wee receive you with free sense at last, and are insatiate henceforward,
Not you anymore shall be able to foil us, or withhold yourselves from us,
We use you, and do not cast you aside – we plant you permanently within us,
We fathom you not – we love you – there is perfection in you also,
You furnish your parts toward eternity,
Great or small , you furnish your parts toward the soul/
Уолт Уитмен
На Бруклинском пароме
1
Приливная волна -- ко мне лицом к лицу --
Ты приближаешь нас к надежному причалу...
Вы, облака и солнце, мне, чудес ловцу,
Занятны: я в раздумья вас включаю.
Толпа мужчин и женщин – сотни вас кругом,
Обычные на вас неяркие костюмы,
Закончены труды, уютом встретит дом...
Вас с любопытством принимаю в думы...
Плывете сквозь года с причала на причал.
Такая вам судьба – и нечего метаться...
И сколько б на пароме вас я ни встречал,
Вы в фокусе всегдашних медитаций...
2
Сейчас и здесь волна стремит меня, а там –
Других перенесет, что поплывут за мною...
Пусть временной барьер, но вопреки годам
Мы как-то с ними связаны судьбою.
Я ощущаю их любовь – и мне дано
Увидеть, что для них обыденно и зримо,
Я слышу то, что им услышать суждено,
Все то, что им узнать необходимо...
Другие на паром взойдут – и поплывут,
Как встарь – через года, с причала до причала...
И те же острова вниманье привлекут,
Чтоб с нынешними их душа сличала...
Пройдет полсотни лет и так же на закат
Глядит паромный люд в томлении счастливом...
И через сотню лет все на воду глядят,
Любуются приливом и отливом...
3
Я ни на миг, на дюйм не отделим от вас,
Тех, кто придет вослед при смене поколений,
Почувствуете вы, что чувствую сейчас,
Когда душа полна благоговений.
И я гляжу, как вы, на небо и реку,
Как вы, не выдаюсь я из толпы бурлящей
И радуюсь, как вы, речному холодку,
И вглядываюсь в берег уходящий…
Я обопрусь о борт – и обопретесь вы,
Как подтолкнуть паром, чтоб двигался быстрее?
Лес мачт и дымных труб на фоне синевы –
И чаек неподвижное паренье…
Так много раз в году пересекал реку…
И видел: солнце чаек нежно золотило…
И вам, потомки, я такое предреку
Видение, что мысли поглотило…
Круговороты волн – и глаз не оторвать,
В кильватере струя таинственно мерцает.
Под нами – глубина – и только уповать
Что нас судьба в нее не опускает...
Туман – как молоко – сгустился на холмах –
На юг и юго-запад --- клочьями кудели...
Огни литейных труб и лампочки в домах
Над ночью фиолетово летели...
Я наблюдал суда, входящие в залив,
На палубы глядел с наивным интересом.....
Смотрел, как рукава тельняшки засучив,
Взлетал по вантам юнга легким бесом...
Взмывали корпуса, тянулись мачты ввысь,
Летели вымпела, подхваченные ветром.
И флаги дальних стран над мачтами, вглядись –
Иные пролетели кругосветно.
Где были корабли – и вновь уйдут куда --
Об этом в тесных рубках знают рулевые...
Усталые стоят на якоре суда –
И счастливы: вернулись – и живые...
Спуск флага – верный знак, что скоро и закат,
Суда, что ждут в порту, вздохнут – и до рассвета
Забудутся во сне... Ну, ладно, пусть поспят
И баржа и буксир у парапета...
А волны станут их всю ночь пинать в борта,
Припоминать судам все давние обиды...
Но отступает ночь – яснеет высота –
И снова флаги на верхушки взвиты...
Наверное в руках у Бога – реостат –
И он решает, сколько надо миру света....
Гранитные ангары – (припортовый склад)
В тени – для сохранения секрета...
Зато вагранки льют на небо тусклый свет:
Их трубы в ночь искрят, звезд небу добавляя....
Очерчивают крыш и улиц силуэт,
Ночное любопытство утоляя.
4
Все то же для меня и вас: навеки мил
Нам город и река с великой быстриною,
Все парни – мне друзья, всех женщин я любил.
Я ими восхищен, они, наверно, мною.
Другие времена придут не для меня,
Останусь в этом дне и в этой ночке звездной...
Но те же корабли, вам, склянками звеня,
Расскажут обо мне, но только будет поздно...
5
Какой пролег рубеж меж будущим и мной?
И кто набрал очков, кто отличился больше?
Промчались сотни лет, но памяти земной
Не важно, кто был раньше, кто был позже.
Не состыкуешь наше с вами бытие.
Но я ведь тоже жил на Бруклинских высотах.
Бродил по авеню манхеттенским в рванье,
Искал ответы, и тонул в заботах.
Вопросы жгли меня, когда я шел в толпе,
Когда по вечерам переправлялся к дому,
Когда бросало в сон меня на канапе,
Вопросы пробивались даже в дрему.
Внезапно бил ответ, как айсберг -- в хрупкий борт,
Я обретал себя в своем же бренном теле,
Что добавляло мне терзаний и забот –
Мы в личность вырастаем на пределе…
6
О чем бишь это я? Провалы в голове...
О вас и о себе – чего-то недомыслил,
Как если бы я был маленько подшофе
И мысли недопонятыми скисли...
Казалось прежде мне, что ладное творю,
А ныне сам себя во зле подозреваю.
И будто сам с собою о себе темню
И на себя придирчиво взираю.
Ведь может быть, что я нелепость изрекал
Уверенность была, что мудрость изрекаю,
Возможно, полный бред я столбиком писал,
А все пишу и все не умолкаю...
В ловушку самоедства иногда и вам
В час безысходных дум соскальзывать случалось.
И я вязал себя в те мысли – и к узлам
Тех мыслей суть души моей смещалась.
Я все пересмотрю, все переоценю,
Противоречья давних замыслов отмечу...
За давние грехи сам строго обвиню,
И приговор исполню, и отвечу.
Трепался без нужды, я лгал и воровал,
Мошенничал порой в преступном упованье
На радостный итог... Напрасно уповал.
Не вознаграждены мои метанья.
Я жадничал, хитрил, трусливо нападал
Подобно кабану, шакалу и гадюке...
Похабное словцо безумно извергал,
Не колебался, в ход пуская руки...
Нелепо развезло судьбы моей шоссе,
Сумею ль вообще когда-нибуть отмыться?
И нет прощенья в том, что был таким как все –
Теперь в самокопаньях мне томиться...
Я был по кличке зван – смеялись друганы,
Меня из подворотни громко окликая...
Мы шлялись вдоль домов -- поддергивал штаны
Прохожий, нас кругами обегая...
Дружки... Я ощущал их руки на плечах,
На лавке, привалясь к моим бокам, сидели...
О безмятежных днях, безудержных ночах
Злесь умолчу, не стоит в самом деле...
Я жил как все вокруг: над кем попало ржал,
Жевал свой чуингам и бегал на танцульки –
И на ночной паром распаренный бежал,
С бандитом разминался в переулке...
Не переделать жизнь, напрасно не неволь,
Кто вышел на тропу, пойдет по ней до гроба...
У кождого своя в театре жизни роль,
Сыграть ее талантливо попробуй...
7
Я приближаюсь к вам – меня несет паром,
Какие обо мне вас настигают мысли?
Я думаю о вас все больше с каждым днем,
Я все о вас заранее исчислил.
Я размышлял о вас задолго до того,
Как вы явились в мир по воле провиденья,
Не может предсказать никто и ничего
О сущности исходной вдохновенья.
Кто мог бы предсказать, что озаряло дом
Невидимым лучом и проникало в череп?
С чем в будущее мы безудержно идем?
Неведомо, но по сердцу тот жереб...
8
Ах, что могло б дарить величественней вид,
Чем в ожерелье мачт пленительный Манхеттен?
Приливную волну вечерний бриз рябит,
С парома вид – игрушечен, макетен...
И чайки над водою мечатся, кричат:
Им страшно, что утонет солнце на закате.
Шаланды запоздало к пристани летят
И облака – подушками на вате...
Какие божества могли бы превзойти
Те чудеса, что мне милы до упоенья?
Как ими восхищаюсь я – с ума сойти,
Душа моя полна благоговенья.
Окликнут из толпы родные голоса –
Протянутся меж нами нити неразрывно.
Те связочки прочней, чем толстые троса,
Те голоса ко мне звенят зазывно.
Глядят в мое лицо подруги и друзья,
Какие силы нас друг к другу подвигают?
Перетекает в вас незримо мысль моя,
Друг к другу наши души приникают.
Нам кажется дано друг друга понимать,
А может это лишь иллюзия, обманка?
Что обещаю вам, способны ли принять?...
Сбивает взгляды сильная болтанка...
Смогу ли я урок существенный извлечь,
Сумею ли добыть ту мудрость, что дается
Судьбой моей душе из неслучайных встреч?
Какая память в сердце остается?
9
Теки, река судьбы! С приливом набегай
И отбегай назад от берега с отливом,
И гребешками волн затейливо играй,
Светло, жизнелюбиво, шаловливо....
Какие облака плывут встречать закат!
Так странно ль, что душа заблудится в полете?
Сияньем золотым закрепощают взгляд –
На весь высокий день в солнцевороте.
Переползай, паром, с причала на причал,
Толпою семенят по сходням пассажиры...
Манхеттенские мачты! Кипень белых чалм!
Высоты, где по-бруклински мы жили...
Мой любопытный мозг, пульсируй в жажде знать,
Что вас зовет, куда? – далекие потомки!
И вам, как нынче мне на веру уповать,
Пересекая бурные потоки.
Поток секунд, конечно, неостановим...
И в нем я поплавком несусь неудержимо.
Куда я доплыву и где расстанусь с ним?
Он далее помчит несокрушимо...
Мне в душу устремлен внимательнейший взгляд.
В нем нега и вопрос, любовь и ожиданье.
И чуткая душа летит на перехват
С надеждою, что сбудется мечтанье.
На улице, в дому, в собрании людей
По прозвищу меня задорно окликают.
Пусть эти голоса и до скончанья дней
Вокруг меня звучат, не умолкают!
Живи, живая жизнь, играя ту же роль –
Великую, порой -- ничтожную – как выйдет.
И каждому свое осуществить позволь,
Пусть каждый, что заслужит, то увидит.
Ты, что пришел потом, стараешься понять,
О чем моя печаль и трудные заботы.
Наверное тебе нетрудно воспринять
Моих тревог-сомнений извороты...
Будь, мой наследник, тверд в стремленье поддержать
Тех, кто лишен сейчас надежды и участья.
Тех, кто в пути ослаб, старайся возвышать
В самооценке, дай им горстку счастья.
Ты, чайка, в вышине над мачтами кружи,
Прими в себя, вода, расплавленное небо
Приняв, не отпускай, держи его, держи,
Пока его восторженно и немо
Не примет у тебя по эстафете взгляд
Возможно – мой, а может – дальнего потомка...
Как спицы из воды лучи в глаза летят,
Вода о чем-то говорит негромко....
Проходят по реке пред взором паруса:
Шаланды, шлюпы, шхуны, клиперы, фрегаты...
И флаги сотни стран полощут небеса
И ниспадают, предварив закаты...
Литейки, лейте в небо яркие огни,
Бросайте на закат размашистые тени.
Пусть будут в тех огнях дома озарены
И силуэты крыш в неярком рденье.
Загадочный пейзаж, какой в тебе секрет?
Открой мне суть вещей, не утаи разгадку.
Возможно, через двести, через триста лет
Исправит прапраправнук опечатку...
Окутывай судьбу и душу, тонкий флер,
Да буду опьянен чудесным ароматом,
Мой город ореол над миром распростер –
Он будет вечно светлым и богатым.
Расти и процветай, расти и вширь и ввысь,
По свету разноси твои дела и шоу,
А ты, подлунный мир, за городом тянись,
Приди учиться в городскую школу.
Река моей судьбы, будь так же впредь чиста,
И полноводьем будь, как прежде, изобильна...
Да сохранит Господь заветные места,
Пусть в них идет духовность семимильно...
Служители любви, апостолы добра,
Негромкие герои истины и веры,
Мы жаждем мудрых слов, пришла для нас пора
Духовные узреть миры и сферы.
Вы восхитили нас – и не покиньте нас,
Мы вас растим в себе – мы обретаем веру,
И совершенством душ сияющих лучась,
Вы задаете праведности меру.
Не понимая вас, однако любим вас,
Вы вносите свой вклад в мечту и человечность,
Без мудрых ваших слов нам не прожить сейчас,
Вы вносите свой вклад в судьбу и вечность....
Clouds of the west – sun there half of hour high –
I see you also face to face.
Crowds of men and women attired in the usual costumes, how curious you are to me!
On the ferry-boats the hundreds and hundreds that cross , returning home,, are more curious to me than you suppose,
And you that shell cross from shore to shore years hence are more to me, and more in my meditations, that you might suppose.
2
The impalpable sustenance of me from all things at all hours of the day,
The simple, compact, well jon’d scheme, myself disintegrated, every one disintegrated yet part of the scheme,
The similitudes of the past and those of the future,
The glories strung like beads on my smallest sights and hearings, on the walk in the street and the passage over the river,
The current rushing so swiftly and swimming with me far away,
The others that are to follow me, the ties between me and them,
The certainty of others, the life, love, sight, hearing of others.
Others will enter the gates of the ferry and cross from shore to shore,
Others will watch the rub of the flood-tide,
Others will see the islands lafge and small,
Fifty years hence others will see them as they cross, the sun half an hour high,
A hundred years hence , or ever so many hundred years hence, others will see them,
Will enjoy the sunset, the pouring-in of the flood-tide, the falling back to the see of the ebb-tide.
3
It avails not, time nor place – distance avails not,
I am with you, you men and women of a generation, or ever so many generations hence,
Just as you feel when you look on the river and sky, so I felt,
Just as any of you is one of a living crowd, I was one of a crowd,
Just as you are refreshed by the gladness of the river? I was refreshed,
Just as you stand and lean on the rail, yet hurry with the swift current, I stood yet was hurried,
Just as you looked at the numberless mast of ships and and the thick-stemm’d pipes steamboats, I look’d.
I too many and many a time cross’d the river of old,
Watcheg the twelve month sea-gulls, safe them high in theair floating with motionless wings, oscillating their bodies,
Saw how the glistening yellow lit up parts of their bodies and left the rest in strong shadow,
Saw the slow-wheeling circles and the gradual edging toward the south,
Saw the reflection of the summer sky in the water,
Had my eyes dazzled by the shimmering track of beams,
Looked at the fine centrifugal spokes of light round the shape of my head in the sunlit water,
Looked on the haze on the hills southward and southwestward,
Looked on the vapor as it flew in fleeces tinged with violet.
Looked toward the lower bay to notice the vessels arriving,
Saw their approach, saw aboard those that were near me,
Saw the white sails of schooners and sloops, saw the ships at anchor,
The sailors at work in the rigging or out astride the spars,
The round masts, the swinging motion of the hulls, the slender serpentine pennants,
The large and small steamers in motion, the pilots in their pilot houses,
The flags of all nations , the falling of them at sunset,
The scallop-edged waves of in the twilight, the ladled cups, the frolicsome crests and glistering,
The stretch afar growing dimmer and dimmer,the gray walls of the granite storehouses by the docks,
On the river the shadowy group, the big steam-tug closely flanked on each side by the barges, the hay-boat, the belated lighter,
On the neighboring shore the fires from the foundry chimneys burning high and glaringly into the night,
Casting their flicker of black contrasted with wild red and yellow light over the top of houses, and down into the clefts of streets.
4
These and all else were to ve the same as they are to you,
I loved well those cities, loved well the stately and rapid river
The men and women were all near to me,
Others the same – others who looked on me because I look forward to them,
The time will come, though I stop here to-day and to-night
5
5
What is then between us&
What is the count of scores or hundreds of years between us&
Whatever it is? It avails not, -- distance avails not, and place avails non,
I too lived, Brooklyn of ample hills was mine.
I too walk’d the streets of Manhattan Islands, and bathed in the waters around it,
I too felt the curious abrupt questionings stir within me,
In the day among crowds of people sometimes they came upon me,
In ma walks home late night or as I lay in my bed they came upon me,
I too had been struck from the float forever held in solution.
I too had receiv’d identity by my body,
That I was I knew was of my body and what I should be I knew I should be of my body/
6
It is not upon you alone the dark patches fall,
The dark threw its patches down upon me also,
The best I had done seem’d to me blank and suspicious,
My great thoughts as I supposed them, were they not in reality meagre?
Nor is it you alone who know what it is to be evil,
I am he who new what it was be evil,
I too knitted the old knot of contrariety,
Blsbb’d, blash’d, resented, lied, stole, grudg’d,
Had guile, anger, lust, hot wishes I dared not speak,
Was wayward, vain, greedy, shallow, sly, cowardly, malignant,
The wolf, the snake, the hog, not, not wanting in me,
The cheating look, the frivolous word, the adulterous wish, not wanting,
Refusals, hates, postponements, meanness, laziness, none of these wanting,
Was one with the rest, the days and haps of the rest,
Was call’d by my nighest name by clear loud voices of young men as they saw me approaching or passing,
Felt their arms on my neck as I stood, or the negligent leaning of their flesh against me as I sat,
Saw many I loved in the street or ferry-boat or public assembly, yet never told them a word,
Lived the same life with the rest, the same old lauthing? Gnawibg, sleeping,
Play’d the part that still looks back on the actor or actress,
The same old role, the role that is what we make it, as great as we like,
Or as small as we like or both great and small.
7
Closer yet I approach you,
What thought you have of me now? I had as much of you – I laid my stories in advance,
I consider’d long and seriously of you before you were born,
Who was to know what should come home to me&
Who knows but I am enjoying this?
Who knows, for all the distance, but I am as good as looking at you now, for all you cannot see me?
8
Ah, what can ever be more stately and admirable to me than mast-hemm’d Manhattan?
River and sunset and scallop-edg’d waves of flood-tide?
The sea-gulls oscillating their bodies, the hay-boat in the twilight, and the belated lighter?
What gods can exceed these that clasp me by the hand, and with voices I love call me promptly and loudly by my nighest name as I approach?
What is more subtle than this which ties me to the woman or man that looks in my face?
Which fuses me into you now , and pours my meaning into you?
We understand then do we not?
What I promis’d without mentioning it, have you not accepted?
What the study could not teach – what the preaching could not accomplish is accomplished, is it not/
9
Flow on, river! Flow with the flood-tide, and ebb with the ebb-tide!
Frolic on, crested and scallop-edg’d waves!
Gorgeous clouds of the sunset! Drench with your splendor me, or the men and women generations after me!
Cross from shore to shore, countless crowds of passengers!
Stand up, tall masts of Mannahatta! Stand up beautiful hills of Brooklyn!
Throb, baffled and curious brain! Throw out questions ad answers!
Suspend here and everywhere, eternal float of solution!
Gaze, loving and thirsting eyes, in the house or street or public assembly!
Sound out, voices of young men! Loudly and musically call me by my nighest name!
Live, old life! Play the part that looks back on the actor or actress!
Play the old role, the role that is great or small according as one makes it!
Consider, you who peruse me,
Whether I may not in unknown ways be looking upon you;
Be firm, rail over the river, to support those who lean idly, yet haste with the husting current;
Fly on, sea birds! Fly sideways, or wheel in large circles high in yhe air;
Receive the summer sky, you water, and faithfully hold it till all downcast eyes have time to take it from you!
Diverge, fine spokes of light, from the lower bay! Pass up or dawn, white-sail’d schooners, sloops, lighters!
Flaunt away, flags of all nations! Be duly lower’d at sunset!
Burn high your fires, foundry chimneys! Cast black shadows at nightfall! Cast red aqnd yellow over the tops of the houses!
appearances, now or henceforth, indicate what you are,
You necessary film, continue to envelope the soul,
About my body for me, and your body for you, be hung our divinest aromas,
Thrive, cities – bring your freight, bring your shows, ample and sufficient rivers,
Expand, being than which none else is perhaps more spiritual,
Keep your places, objects than which none else is more lasting.
You have waited, you always wait, you dumb, beautiful ministers,
Wee receive you with free sense at last, and are insatiate henceforward,
Not you anymore shall be able to foil us, or withhold yourselves from us,
We use you, and do not cast you aside – we plant you permanently within us,
We fathom you not – we love you – there is perfection in you also,
You furnish your parts toward eternity,
Great or small , you furnish your parts toward the soul/
Уолт Уитмен
На Бруклинском пароме
1
Приливная волна -- ко мне лицом к лицу --
Ты приближаешь нас к надежному причалу...
Вы, облака и солнце, мне, чудес ловцу,
Занятны: я в раздумья вас включаю.
Толпа мужчин и женщин – сотни вас кругом,
Обычные на вас неяркие костюмы,
Закончены труды, уютом встретит дом...
Вас с любопытством принимаю в думы...
Плывете сквозь года с причала на причал.
Такая вам судьба – и нечего метаться...
И сколько б на пароме вас я ни встречал,
Вы в фокусе всегдашних медитаций...
2
Сейчас и здесь волна стремит меня, а там –
Других перенесет, что поплывут за мною...
Пусть временной барьер, но вопреки годам
Мы как-то с ними связаны судьбою.
Я ощущаю их любовь – и мне дано
Увидеть, что для них обыденно и зримо,
Я слышу то, что им услышать суждено,
Все то, что им узнать необходимо...
Другие на паром взойдут – и поплывут,
Как встарь – через года, с причала до причала...
И те же острова вниманье привлекут,
Чтоб с нынешними их душа сличала...
Пройдет полсотни лет и так же на закат
Глядит паромный люд в томлении счастливом...
И через сотню лет все на воду глядят,
Любуются приливом и отливом...
3
Я ни на миг, на дюйм не отделим от вас,
Тех, кто придет вослед при смене поколений,
Почувствуете вы, что чувствую сейчас,
Когда душа полна благоговений.
И я гляжу, как вы, на небо и реку,
Как вы, не выдаюсь я из толпы бурлящей
И радуюсь, как вы, речному холодку,
И вглядываюсь в берег уходящий…
Я обопрусь о борт – и обопретесь вы,
Как подтолкнуть паром, чтоб двигался быстрее?
Лес мачт и дымных труб на фоне синевы –
И чаек неподвижное паренье…
Так много раз в году пересекал реку…
И видел: солнце чаек нежно золотило…
И вам, потомки, я такое предреку
Видение, что мысли поглотило…
Круговороты волн – и глаз не оторвать,
В кильватере струя таинственно мерцает.
Под нами – глубина – и только уповать
Что нас судьба в нее не опускает...
Туман – как молоко – сгустился на холмах –
На юг и юго-запад --- клочьями кудели...
Огни литейных труб и лампочки в домах
Над ночью фиолетово летели...
Я наблюдал суда, входящие в залив,
На палубы глядел с наивным интересом.....
Смотрел, как рукава тельняшки засучив,
Взлетал по вантам юнга легким бесом...
Взмывали корпуса, тянулись мачты ввысь,
Летели вымпела, подхваченные ветром.
И флаги дальних стран над мачтами, вглядись –
Иные пролетели кругосветно.
Где были корабли – и вновь уйдут куда --
Об этом в тесных рубках знают рулевые...
Усталые стоят на якоре суда –
И счастливы: вернулись – и живые...
Спуск флага – верный знак, что скоро и закат,
Суда, что ждут в порту, вздохнут – и до рассвета
Забудутся во сне... Ну, ладно, пусть поспят
И баржа и буксир у парапета...
А волны станут их всю ночь пинать в борта,
Припоминать судам все давние обиды...
Но отступает ночь – яснеет высота –
И снова флаги на верхушки взвиты...
Наверное в руках у Бога – реостат –
И он решает, сколько надо миру света....
Гранитные ангары – (припортовый склад)
В тени – для сохранения секрета...
Зато вагранки льют на небо тусклый свет:
Их трубы в ночь искрят, звезд небу добавляя....
Очерчивают крыш и улиц силуэт,
Ночное любопытство утоляя.
4
Все то же для меня и вас: навеки мил
Нам город и река с великой быстриною,
Все парни – мне друзья, всех женщин я любил.
Я ими восхищен, они, наверно, мною.
Другие времена придут не для меня,
Останусь в этом дне и в этой ночке звездной...
Но те же корабли, вам, склянками звеня,
Расскажут обо мне, но только будет поздно...
5
Какой пролег рубеж меж будущим и мной?
И кто набрал очков, кто отличился больше?
Промчались сотни лет, но памяти земной
Не важно, кто был раньше, кто был позже.
Не состыкуешь наше с вами бытие.
Но я ведь тоже жил на Бруклинских высотах.
Бродил по авеню манхеттенским в рванье,
Искал ответы, и тонул в заботах.
Вопросы жгли меня, когда я шел в толпе,
Когда по вечерам переправлялся к дому,
Когда бросало в сон меня на канапе,
Вопросы пробивались даже в дрему.
Внезапно бил ответ, как айсберг -- в хрупкий борт,
Я обретал себя в своем же бренном теле,
Что добавляло мне терзаний и забот –
Мы в личность вырастаем на пределе…
6
О чем бишь это я? Провалы в голове...
О вас и о себе – чего-то недомыслил,
Как если бы я был маленько подшофе
И мысли недопонятыми скисли...
Казалось прежде мне, что ладное творю,
А ныне сам себя во зле подозреваю.
И будто сам с собою о себе темню
И на себя придирчиво взираю.
Ведь может быть, что я нелепость изрекал
Уверенность была, что мудрость изрекаю,
Возможно, полный бред я столбиком писал,
А все пишу и все не умолкаю...
В ловушку самоедства иногда и вам
В час безысходных дум соскальзывать случалось.
И я вязал себя в те мысли – и к узлам
Тех мыслей суть души моей смещалась.
Я все пересмотрю, все переоценю,
Противоречья давних замыслов отмечу...
За давние грехи сам строго обвиню,
И приговор исполню, и отвечу.
Трепался без нужды, я лгал и воровал,
Мошенничал порой в преступном упованье
На радостный итог... Напрасно уповал.
Не вознаграждены мои метанья.
Я жадничал, хитрил, трусливо нападал
Подобно кабану, шакалу и гадюке...
Похабное словцо безумно извергал,
Не колебался, в ход пуская руки...
Нелепо развезло судьбы моей шоссе,
Сумею ль вообще когда-нибуть отмыться?
И нет прощенья в том, что был таким как все –
Теперь в самокопаньях мне томиться...
Я был по кличке зван – смеялись друганы,
Меня из подворотни громко окликая...
Мы шлялись вдоль домов -- поддергивал штаны
Прохожий, нас кругами обегая...
Дружки... Я ощущал их руки на плечах,
На лавке, привалясь к моим бокам, сидели...
О безмятежных днях, безудержных ночах
Злесь умолчу, не стоит в самом деле...
Я жил как все вокруг: над кем попало ржал,
Жевал свой чуингам и бегал на танцульки –
И на ночной паром распаренный бежал,
С бандитом разминался в переулке...
Не переделать жизнь, напрасно не неволь,
Кто вышел на тропу, пойдет по ней до гроба...
У кождого своя в театре жизни роль,
Сыграть ее талантливо попробуй...
7
Я приближаюсь к вам – меня несет паром,
Какие обо мне вас настигают мысли?
Я думаю о вас все больше с каждым днем,
Я все о вас заранее исчислил.
Я размышлял о вас задолго до того,
Как вы явились в мир по воле провиденья,
Не может предсказать никто и ничего
О сущности исходной вдохновенья.
Кто мог бы предсказать, что озаряло дом
Невидимым лучом и проникало в череп?
С чем в будущее мы безудержно идем?
Неведомо, но по сердцу тот жереб...
8
Ах, что могло б дарить величественней вид,
Чем в ожерелье мачт пленительный Манхеттен?
Приливную волну вечерний бриз рябит,
С парома вид – игрушечен, макетен...
И чайки над водою мечатся, кричат:
Им страшно, что утонет солнце на закате.
Шаланды запоздало к пристани летят
И облака – подушками на вате...
Какие божества могли бы превзойти
Те чудеса, что мне милы до упоенья?
Как ими восхищаюсь я – с ума сойти,
Душа моя полна благоговенья.
Окликнут из толпы родные голоса –
Протянутся меж нами нити неразрывно.
Те связочки прочней, чем толстые троса,
Те голоса ко мне звенят зазывно.
Глядят в мое лицо подруги и друзья,
Какие силы нас друг к другу подвигают?
Перетекает в вас незримо мысль моя,
Друг к другу наши души приникают.
Нам кажется дано друг друга понимать,
А может это лишь иллюзия, обманка?
Что обещаю вам, способны ли принять?...
Сбивает взгляды сильная болтанка...
Смогу ли я урок существенный извлечь,
Сумею ли добыть ту мудрость, что дается
Судьбой моей душе из неслучайных встреч?
Какая память в сердце остается?
9
Теки, река судьбы! С приливом набегай
И отбегай назад от берега с отливом,
И гребешками волн затейливо играй,
Светло, жизнелюбиво, шаловливо....
Какие облака плывут встречать закат!
Так странно ль, что душа заблудится в полете?
Сияньем золотым закрепощают взгляд –
На весь высокий день в солнцевороте.
Переползай, паром, с причала на причал,
Толпою семенят по сходням пассажиры...
Манхеттенские мачты! Кипень белых чалм!
Высоты, где по-бруклински мы жили...
Мой любопытный мозг, пульсируй в жажде знать,
Что вас зовет, куда? – далекие потомки!
И вам, как нынче мне на веру уповать,
Пересекая бурные потоки.
Поток секунд, конечно, неостановим...
И в нем я поплавком несусь неудержимо.
Куда я доплыву и где расстанусь с ним?
Он далее помчит несокрушимо...
Мне в душу устремлен внимательнейший взгляд.
В нем нега и вопрос, любовь и ожиданье.
И чуткая душа летит на перехват
С надеждою, что сбудется мечтанье.
На улице, в дому, в собрании людей
По прозвищу меня задорно окликают.
Пусть эти голоса и до скончанья дней
Вокруг меня звучат, не умолкают!
Живи, живая жизнь, играя ту же роль –
Великую, порой -- ничтожную – как выйдет.
И каждому свое осуществить позволь,
Пусть каждый, что заслужит, то увидит.
Ты, что пришел потом, стараешься понять,
О чем моя печаль и трудные заботы.
Наверное тебе нетрудно воспринять
Моих тревог-сомнений извороты...
Будь, мой наследник, тверд в стремленье поддержать
Тех, кто лишен сейчас надежды и участья.
Тех, кто в пути ослаб, старайся возвышать
В самооценке, дай им горстку счастья.
Ты, чайка, в вышине над мачтами кружи,
Прими в себя, вода, расплавленное небо
Приняв, не отпускай, держи его, держи,
Пока его восторженно и немо
Не примет у тебя по эстафете взгляд
Возможно – мой, а может – дальнего потомка...
Как спицы из воды лучи в глаза летят,
Вода о чем-то говорит негромко....
Проходят по реке пред взором паруса:
Шаланды, шлюпы, шхуны, клиперы, фрегаты...
И флаги сотни стран полощут небеса
И ниспадают, предварив закаты...
Литейки, лейте в небо яркие огни,
Бросайте на закат размашистые тени.
Пусть будут в тех огнях дома озарены
И силуэты крыш в неярком рденье.
Загадочный пейзаж, какой в тебе секрет?
Открой мне суть вещей, не утаи разгадку.
Возможно, через двести, через триста лет
Исправит прапраправнук опечатку...
Окутывай судьбу и душу, тонкий флер,
Да буду опьянен чудесным ароматом,
Мой город ореол над миром распростер –
Он будет вечно светлым и богатым.
Расти и процветай, расти и вширь и ввысь,
По свету разноси твои дела и шоу,
А ты, подлунный мир, за городом тянись,
Приди учиться в городскую школу.
Река моей судьбы, будь так же впредь чиста,
И полноводьем будь, как прежде, изобильна...
Да сохранит Господь заветные места,
Пусть в них идет духовность семимильно...
Служители любви, апостолы добра,
Негромкие герои истины и веры,
Мы жаждем мудрых слов, пришла для нас пора
Духовные узреть миры и сферы.
Вы восхитили нас – и не покиньте нас,
Мы вас растим в себе – мы обретаем веру,
И совершенством душ сияющих лучась,
Вы задаете праведности меру.
Не понимая вас, однако любим вас,
Вы вносите свой вклад в мечту и человечность,
Без мудрых ваших слов нам не прожить сейчас,
Вы вносите свой вклад в судьбу и вечность....
Обсуждения На Бруклинском пароме. Из Уолта Уитмена