Яков Есепкин
На смерть Цины
Пятьсот двадцать шестой опус
Вновь асийские змеи следят
Мертвых девиц томленье и негу,
И в альковах успенные бдят,
Белых швей пригласить ли к ночлегу.
Те ль румяные яблоки мел
Со корицей свивает парчою,
Вновь снедает морочность Памел:
Всяка юна с багряной свечою.
Ах, опять яства тьмой налиты,
Се, антоновки мелов белее,
И серебрятся тусклые рты
Уходящих по лунной аллее.
Пятьсот двадцать седьмой опус
Тени лотосов сень охранят,
Не забвения ль тати боятся,
Жизнь цветущую смертники мнят,
А и мертвым парафии снятся.
Где у ангелов миро и мел:
Угасить черноту ли, тлетворность,
За огранкой цвети, кто несмел,
Свеч альковам жалеет притворность.
Выбьет август чарующий тлен,
Звезд клумбарий фаянсы расцветят,
И тогда с перебитых колен
Взъемлем тени – сех лотосы встретят.
На смерть Цины
Пятьсот двадцать шестой опус
Вновь асийские змеи следят
Мертвых девиц томленье и негу,
И в альковах успенные бдят,
Белых швей пригласить ли к ночлегу.
Те ль румяные яблоки мел
Со корицей свивает парчою,
Вновь снедает морочность Памел:
Всяка юна с багряной свечою.
Ах, опять яства тьмой налиты,
Се, антоновки мелов белее,
И серебрятся тусклые рты
Уходящих по лунной аллее.
Пятьсот двадцать седьмой опус
Тени лотосов сень охранят,
Не забвения ль тати боятся,
Жизнь цветущую смертники мнят,
А и мертвым парафии снятся.
Где у ангелов миро и мел:
Угасить черноту ли, тлетворность,
За огранкой цвети, кто несмел,
Свеч альковам жалеет притворность.
Выбьет август чарующий тлен,
Звезд клумбарий фаянсы расцветят,
И тогда с перебитых колен
Взъемлем тени – сех лотосы встретят.
Обсуждения На смерть Цины