Большое игорное солнце

Большое игорное солнце
трепещет.
Бело над крышей.
В набег
полощет
дождь
свои руки
в зной.

Вожжи упруги.
Вожди разлуки
сильны весной,
дрожжи
на теле
жизни,
кнутами
постели,
в эфирном
масле
разделан,
растерян
и неврастеник
паук
кибернетик уродливых скал
киберпанк-аксакал
ну зачем мне всё это?

Лето сейчас,
блин,
холодное это
лето,
зло
перевариваю зеркально
ото
бражение
дня
в либретто
ночи, а
пото
м, с голода,
ртом
колоритно
и непредвзято
еду
к нетто,
к брутто
в холодильное
где-то
гетто
за лавкой
газетной…
Взято.

Вакханалия в срезе
причуд
равновесий
однокомнатных прерий.
Ночь у ворот нальёт берегов бормотаний в пьесе
«Никто не придёт.»
И лиц
сухо конец прощёлкал концом бечёвки об стену
ниц.

Суть одиночества –
жрать себя.
Вот когда кто-то
тебе
приготовил
себя –
это...
это другое.

...

Ящик такой большой
и занимает полкомнаты,
панасоник,
надутый японец
работает
вдвое
больше
плоских
китаек
сонек.

Я безоружен,
как ёж
перед яблоком,
время идёт,
но неслышно мяукают кошки,
грохот нескладных машин
не тревожит даже утренних птиц,
и шин
шелест
на перекрёстках
слышится им
глухим,
быстротечным,
как дым.
Знаю их дом.

Струн перетянутых городом нервов
в сети рекламы врезался ток
деревень.
Струи не знающих лень
рвутся потоком.
ПотОм
в улице
что-то изменится,
в мельницу
новое
вклеится
боком.

Слишком жестоко
жить
так.

Мир
растворённый
в сети
глубокой…

мир
засыпает…

Снято.